Сам реформатор Петр I (см. Реформы Петра - кратко и Реформы Петра I - таблица) –

То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник…

обладал такой «всеобъемлющей душой», что в нем умещался интерес к беседе с умнейшими людьми Европы, – и к работе с топором в руках; наслаждение произведениями живописи легко сменялось у него дружеской болтовней с матросами, или легкими танцами и ухаживанием за иностранными красавицами... Все это перебивалось постоянными заботами о мощи своей родины, об её процветании... Такое странное противоречие интересов, в сущности, было результатов, их широты.

Такою же необъятною широтой отличалось и то просвещение, которое он к нам внес: от утонченного вкуса к последнему слову европейской мысли – до увлечения новомодной пряжкой, сделанной в Париже...

Вот почему результаты петровской реформы на русском обществе сказались очень широко. С одной стороны, она выдвинула, людей высокой культуры мысли и чувства, – с другой стороны, – на массе, – она отразилась в перемене житейского обихода, в утончении нравов, в привычках «хорошего тона», в нарядах и щегольстве, От европейски образованных людей до «щеголей» и «щеголих», жестоко осмеянных русской сатирой XVIII века, конечно, было много переходных ступеней.

Если отдельные представители русского общества глубоко проникались европейским духом, то масса, конечно, могла на первых порах воспринимать лишь внешние стороны чужой культуры. Но и это было важно – это было тоже победой «светского», «мирского» жития, – внешним показателем внутренней реформы духа. Конечно, это понималось Петром, – оттого придавал он такое значение внешности своих подданных. Заботы об их костюме, о манерах, об их увеселениях на европейский лад привели его, в конце концов, к реформе всей внутренней жизни русского дворянства. Впрочем, к этой реформе русское общество было уже подготовлено царствованием Алексея Михайловича, а затем правлением Софьи, когда, по словам князя Куракина, «политес» (politesse – «обхождение в свете») восстановлена была в великом шляхетстве с манеру польского и в экипажах, и в домовном строении, и в уборах, и в столах».

Петр положил конец влияниям польским и открыл доступ влияниям западным. Ближайшим результатом этого было воспитание общества во французском духе, – тогда модном на Западе и обязательном для всей Европы. Как известно, в 1717-18 г. отпечатан был у нас кодекс правил приличия в книге: «Юности честныя зерцало». Задачей этого руководства было приблизить молодого русского дворянина к идеалу «придворного человека», научить его хорошим манерам для обхождения в свете. Конечно, в таком воспитании было немало и зла, – так, например, это «обхождение» неизбежно учило русских дикарей светской лжи: юноша, вытвердив правила «Зерцала», старался, «говоря о печальных вещах, иметь вид печальный и иметь сожаление»; старался из вежливости не противоречить, правду говорить ее всегда в пр.

Так, в окно, прорубленное Петром, лились потоки, с которыми справиться не мог он сам: враг всякой неправды в делах, царь вынужден был, считаясь с требованиями европейских приличий, поощрять ложь в свете. Человек дела, чернорабочий на троне, царь уступил этому потоку чужой жизни и во многом другом, – «хороший тон» потребовал введения в русскую жизнь новых знаний и искусств, в сущности, с его точки зрения, бесполезных, но необходимых для «прямого придворного человека».

Впрочем, эта сторона реформы Петра не встретила у нас сопротивления – свобода светской жизни была радостно встречена молодежью, особенно, женскою. Для русской женщины более, чем для мужчины, тяжел был гнет «Домостроя», – теперь пред нею открылась новая жизнь, в которой её индивидуальное чувство больше не знало тяжелых оков старины. И вот, из рабыни, запертой в терем, она теперь преобразилась в «богиню», перед которой недавний её повелитель, обратившись теперь в «галантного кавалера», должен был курить фимиам и петь гимны её красоте и власти. Мы видим проблески этого нового отношения к женщине в некоторых любовных песнях XVII в., сложенных в её честь – теперь, с Петра, «любовь» делается главным содержанием светской жизни XVIII в., а следовательно и литературы.

Ассамблея при Петре I

Иностранцы, бывшие в России при Петре, обращали не раз внимание на эту перемену в жизни русской женщины. Бергхольц, камер-юнкер иностранного двора, в своем дневнике сделал большой комплимент манерам и внешности русских дам: за два года они сделались неузнаваемы, – в 1718 г. учреждены были ассамблеи, а в 1720-м многие дамы уже не уступали немкам и француженкам в приветливости и тонкости обращения и светскости. Князь Щербатов, в известном сочинении своем «О повреждении нравов в России», говорит: «приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан; страсть любовная, до того почти незнаемая, начала чувствительными сердцами овладевать, и первое утверждение сей перемены от действия чувств произошло».

Все сказанное об отдельных передовых людях реформы и о той массе, которая поддалась новой жизни – рисует нам русское общество петровской эпохи целиком: политические, религиозные и философские идеалы лучших людей – и «мирскую» жизнь рядового общества с её новым содержанием, новыми интересами.