169. Польская анархия
В то время, как почти во всей Европе и в частности у соседей Польши развивалась абсолютная монархия, в Речи Посполитой утверждалась внутренняя анархия. В XVI в. власть в этом государстве перешла из рук короля, сделавшегося ставленником шляхты, в руки господствующего сословия, которое, однако, не сумело организовать нового правительства. Каждый шляхтич был неограниченным господином над жизнью и смертью своих «хлопов»; но если в теории все члены шляхетского сословия были между собою равны, то в действительности многие из них попали в унизительную зависимость от наиболее богатых своих «братьев», составлявших класс вельможных панов. Аристократические фамилии имели громадное влияние в шляхте, составляли из неё партии своих приверженцев и даже доходили в своих распрях до вооруженных столкновений. Эти фамилии захватывали в свои руки все важные должности в государстве, обогащая себя и свою родню на счет казны и никому не давая отчета в своих действиях. Местное значение богатых панов было тоже весьма большое. Польша делилась на несколько воеводств, бывших как бы маленькими республиками. В каждом был свой сеймик, в котором участвовала поголовно вся шляхта, отличавшаяся наклонностью к буйству, часто подкупленная или подпоенная влиятельными панами, большею частью притом грубая и невежественная. На сеймиках, между прочим, выбирались послы на общий сейм, где они составляли посольскую избу рядом с сенатом, в котором заседали духовные и светские вельможи. Сейм собирался лишь раз в два года и только на шесть недель, и послы являлись на него с определенными инструкциями от сеймиков, не имея права их преступать. Поэтому на сеймах требовалось единогласие, и мало-помалу к середине XVII века развилось так называемое liberum veto, т. е. право одного посла своим несогласием (одним заявлением «nie pozwalam») не только мешать принятию какой-либо меры, но даже срывать сейм, т. е. делать невозможными дальнейшие его заседания и оставлять без окончательного утверждения даже принятые уже решения. Это сделало почти совершенно невозможною какую-либо законодательную деятельность, теш более, что всегда можно было подкупить кого-нибудь, чтобы сорвать сейм. Наконец, и утвержденные сеймом постановления могли быть отвергнуты отдельными сеймиками. Кроме того, в Польше развился обычай завязывать конфедерации, как назывались политические союзы, устраивавшиеся партиями, которые были недовольны правительством. Это было узаконенное и оформленное право восстания против власти правительства или большинства, потому что конфедераты, отказываясь повиноваться, брались за оружие. Короля избирал особый сейм между Варшавой и деревней Волей, куда мог явиться со своим голосом каждый шляхтич. Магнатские фамилии и иностранные державы поддерживали обыкновенно разных кандидатов, и избрание короля сопровождалось интригами, подкупами, драками, а иногда и междоусобиями.
Власть короля все более и более ограничивалась особыми условиями (pacta conventa), и если король хотел что-либо сделать для государства, то должен был сам прибегать к таким средствам, как интриги, подкупы и насилия. Все важные отрасли управления, между прочим, финансы и войско, находились в руках министров, действовавших независимо и друг от друга, и от короля, но не подчиненных равным образом и сейму. Поляки находили тем не менее, что их государственное устройство наилучшим образом осуществляло свободу, и верили, что Польша держится именно своим безначалием. Крестьяне были, однако, страшно угнетены в этой шляхетской республике, а население городов состояло преимущественно из загнанных и забитых евреев, которые, со своей стороны, страшно эксплуатировали и помещиков, и хлопов. Земледелие, промышленность, торговля, народное, образование, литература, вся материальная и духовная жизнь нации находились в полном упадке. Диссиденты (православные и протестанты) подвергались преследованиям и начинали возлагать все свои надежды на иностранные государства, православные – на Россию, протестанты – на Швецию (в XVII в.) и на Пруссию (в XVIII в.)
170. Упадок международного значения Польши
При таком внутреннем упадке не могла хорошо идти и внешняя политика государства. У соседей бывали междоусобия, которыми по тогдашнему времени легко могли бы воспользоваться более сильное правительство и лучше организованная нация, но поляки не сумели извлечь для себя ничего ни из смуты, происходившей в Московском государстве, ни из Тридцатилетней войны в Германии. В середине XVII в. от ленной зависимости освободилось герцогство Прусское, и произошло казацкое восстание, которое отторгло от Речи Посполитой Малороссию[1]. Во время великой северной войны, когда соседи Польши вели борьбу за преобладание в северо-восточной Европе, польская шляхта, разделенная на партии, устраивала конфедерации и ссорилась со своим королем, курфюрстом саксонским Августом II (1697–1733), приобретшим корону посредством денег. Эти распри дали Петру Великому возможность вмешаться во внутренние дела Польши в качестве посредника между королем и шляхтою и тем подчинить Речь Посполитую влиянию России. Но и без того уже давно иностранные влияния были сильны в Польше, и сами польские партии впутывали соседей в свои усобицы или брали деньги от иностранных государей. Уже Ян-Казимир (сын Сигизмунда III) в середине XVII в. предсказывал Польше раздел между соседями, а в начале XVII в. прусский король Фридрих-Вильгельм I предлагал Петру Великому поделиться некоторыми пограничными землями Речи Посполитой. Польша продолжала еще держаться, но не внутренним безначалием, как думала шляхта, а соперничеством соседей, охранявших политическое равновесие и тем самым поддерживавших существование внутренне разложившейся Речи Посполитой.
