2. Вторая Самнитская война (327 – 304).

 

Греческие города Южной Италии

Между тем как римляне разрушали латинскую федерацию, покоряли вольсков и подчиняли себе плодородные поля и богатые города по Лирису и Вольтурну, прекраснейшую часть Италии, самниты и их южные соплеменники луканцы и бруттийцы воевали с греческими городами приморья, желая покорить их себе. – Эти города, бывшие некогда могущественными, славившиеся промышленностью, торговлей и образованностью, почти все находились теперь в упадке. Позднее мы расскажем о войнах тирана сиракузского Дионисия Старшего, опустошительный нападения которого так ослабили эти города, что они уже не могли отражать набеги соседних диких горцев. Посидония (Пестум) вынуждена была принять в свои стены колонию варваров; другие города лежали в развалинах, или имели уже только малочисленное население, состоявшее из иноземцев и немногих возвратившихся из рабства греков. Те города, которые еще сохранили независимость, утратили свои прежние обширные владения; стены их еще стояли, но население уменьшалось, и все большая и большая часть пространства, обведенного стенами, обращалась в развалины. Только Тарент оставался богатым торговым городом и сохранял довольно значительные военные силы. Правда, войско его потерпело большое поражение от мессапийцев, и многие знатные граждане погибли в этой битве, так что аристократия очень ослабела, но город оправился от этого бедствия. Воспользовавшись ослаблением аристократии, тарентинцы ввели у себя демократическое правление, и для того, чтобы пополнить понесенную убыль, приняли в число граждан многих италийцев. Их стада на пастбищах по Галезу были еще многочисленны; гавань их еще была наполнена торговыми кораблями; их шерстяные ткани еще приносили им большие богатства и они еще пировали по‑прежнему за роскошными столами; богатые купцы и привычные не думать о будущем моряки спешили наслаждаться мимолетной жизнью.

Италия около времени Второй Самнитской войны

Италия около времени Второй Самнитской войны

 

 

Архидам Спартанский и Александр Молосский

Но опасные враги были близки к Таренту. Богатства его прельщали бедных и воинственных пастухов и поселян соседних гор. Сабелльские племена делали набеги и в случаях успеха приобретали такую богатую добычу, что стали стремиться завоевать Тарент; но граждане его находили помощь себе в Греции, где было много наемников, готовых рисковать жизнью за хорошее жалованье. Мы видели (II, 947), что около того времени, как македонская фаланга подавила при Херонее греческую свободу, спартанский царь Архидам был убит в сражении с луканцами [338 г.]; это было, как говорили греки, наказанием ему за то, что в его войске находилось много фокейцев, ограбивших Дельфийский храм (II, 917). Его место занял молосский (эпирский) царь Александр, брат македонской царицы Олимпиады, тот, при чьей свадьбе с дочерью македонского царя Клеопатрою был убит Филипп (II, 949). В то время, когда Александр Великий основывал громадную державу на развалинах персидского царства, этот родственник его, Александр молосский, предводитель греческих наемников и войск италийских греческих городов, вел [332–331 г.] в Южной Италии войну с таким успехом, что надеялся основать на западе греческое царство не менее могущественное, чем азиатское царство македонского завоевателя. Он взял Консенцию, главный город сабелллов, поселившихся в Южной Италии, одержал при Посидонии славную победу над соединенными силами луканцев и самнитов, стал владычествовать от восточного берега Южной Италии до западного и вступил с римлянами в переговоры о том, чтобы вместе воевать против самнитов в их родной земле. Многие луканцы поступили на его службу. Но его успехи возбудили опасения тарентинцев; они стали сторону своих прежних врагов. Александр отнял у них город Гераклею, восстановил разоренные Турии (Фурии) и старался соединить греков Южной Италии на войну против Тарента. Но при переходе через разлившуюся речку близ Пандозии он был убит одним из служивших у него луканцев, и воины его рассеялись, поступили на службу в разные войска греческих городов Италии, или возвратились на родину. Говорят, что при блестящем дворе Александра македонского в Вавилоне явились вместе с римскими и этрусскими посольствами послы луканцев и бруттийцев; если это так, то, быть может, луканцы и бруттийцы отправили своих послов к нему для того, чтобы отклонить от себя его гнев за смерть его родственника. Погибель Александра молосского дала самнитам и луканцам свободу вести войну с греками и римлянами, а ранняя смерть Александра македонского на далеком востоке оставила неразрешенным вопрос о том, какой оборот получила бы история Италии, если бы он имел время осуществить свои планы и, прошедши по Африке, явился со своею фалангою на Апеннинском полуострове. Ливий полагает, что римляне победили бы Александра.

 

Повод ко Второй Самнитской войне

Судьба избавила римлян от испытания, могут ли они выдержать борьбу с Македониею, бывшею тогда наверху своего могущества; им пришлось воевать с народом не менее македонян храбрым, но не имевшим единства правления, не руководимым одною великою волею, действующею по ясно сознанному, определенному плану. Силы самнитов были раздроблены, и в своей мужественной борьбе с подавляющим, могуществом Рима самниты не были энергически поддерживаемы ни своими соплеменниками, ни изнеженными греками Южной Италии. Во время войны с Александром молосским, самниты оставили без внимания Кампанию и дали римлянам время упрочить свое владычество над нею. Римляне основали в Кампании колонии, роздали много земель римским переселенцам. Но, когда смерть молосского царя обеспечила самнитов от опасности с востока, они вздумали остановить расширение римской власти на западе. Римляне основали военную колонию Фрегеллы в той части земли вольсков, которая была прежде завоевана самнитами; из этого возникла ссора у самнитов с римлянами, и скоро произошел другой факт, сделавший неизбежным возобновление войны: опасаясь постоянного расширения римских владений, самниты и тарентинцы, заключившие между собою теперь союз, поставили отряд войска в единственном греческом городе, который еще сохранял независимость на западном берегу; это был город, составившийся из соединения двух смежных городов Палеополя или Партенопы и Неаполя («старого города» и «нового города»). За этими соединившимися городами осталось название Неаполя. Отряд был послан в Неаполь [327 г.], вероятно по просьбе некоторой части самих неаполитанцев желавших себе защиты от римских замыслов. Не обращая внимания на самнитско‑тарентинский гарнизон, римляне потребовали от неаполитанцев удовлетворения за обиды римским гражданам на фалернском поле и на море и, получив отказ, послали на Неаполь войско. Оно осадило Неаполь; в городе скоро начался раздор между жителями и гарнизоном. (Римляне во время этой осады в первый раз продлили командование военачальнику дольше срока, на который он был избран: власть консула была, по решению сената и народа, продолжена под названием власти, заменяющей консульскую). Неаполитанцы были недовольны тем, что страдает их торговля, были оскорбляемы гордостью самнитского гарнизона, и римляне нашли случай вступить с ними в тайные переговоры. Неаполитанцы сдали ночью город римлянам [326 г.] и в награду за свою покорность получили от римлян очень выгодный условия союза: он был заключен на основании полной равноправности; неаполитанцы не были обязаны посылать войско в помощь римлянам на суше. – Еще важнее для римлян было то, что скоро в союз с ними вступили луканцы.

Самнитские воины

Самнитские воины

 

 

Луканцы, апулийцы и сабеллы вступают в союз с Римом

Александр молосский, воевавший с луканцами, имел в своем войске несколько луканцев; это показывает, что между ними были ожесточенные раздоры. Смуты эти продолжались и результатом своим имели то, что по влиянию аристократии был заключен луканцами союз с Римом. Дружба самнитов с тарентинцами мешала луканцам продолжать набеги на тарентинские земли; это и было причиною досады луканцев на самнитов и союза их с Римом. Римляне склонили к союзу и сабелльские города на юге от Вольтурна: Нолу, Геркулан, Помпею, Нуцерию; они действовали тут так же, как в Кампании и Лукании, привлекая на свою сторону аристократов всяческими интригами. Мелкие племена, замкнуто жившие в своих горах: марсы, пелигны, марруцины и самнитское племя френтанов получили от римлян позволение пасти свои стада на соседних горах Апулии; за эту выгоду они вступили с римлянами в договоры, по которым обязались не помогать врагам Рима. Вестины были силою оружия принуждены вступить в союз с Римом. Апулийцы, давно страдавшие от самнитских набегов, видели в римлянах своих друзей.

 

Самниты просят мира, а затем возобновляют войну

При таком положении дел война не могла не быть неудачной для самнитов. Они храбро защищали свои долины, ущелья, свои селения и слабо укрепленные города; они отважно бились в сражениях на открытом поле; но победа оставалась обыкновенно за римлянами, одушевленными уверенностью в своих силах, имевшими энергических и вместе осторожных полководцев; пять лет неудачной войны изнурили самнитов; потеряв надежду на успех, самнитский народ решил выдать римлянам своего храбрейшего полководца Папия Брутула, горячего патриота, упорного врага римлян [322 г.]; этим постыдным делом самниты надеялись склонить римлян к уступчивости. Папий Брутул лишил себя жизни; самниты послали в Рим его тело и возвратили римлянам всех пленников. По унизительные просьбы не смягчили римлян: они соглашались на мир только под тем условием, чтобы самниты признали над собою власть Рима и обязались давать ему свои войска. Самниты еще не пали так низко, чтобы отказаться от независимости, отречься от славного прошлого, опозорить свое имя. Они собрали все свои силы и назначили главнокомандующим храброго воина, человека благородной души, Гавия Понция; они обратились к тарентинцам и своим сабелльским соплеменникам с просьбой помочь им в защите общих интересов и приняли меры для того, чтобы придать более твердую связь своей федерации. Их мужество не осталось бесполезным.

 

Поражение римлян в Кавдинском ущелье

Римлянам пришлось горько пожалеть о своей неуступчивости. Римские консулы Спурий Постумий и Тит Ветурий услышали, что самниты осадили апулийский город Луцерию; они пошли оба на помощь осажденному городу. Весь обоз они взяли с собой. Их путь лежал на Малуэнт (Беневент) через Кавдийское ущелье [321 г.]. Прошедши тесниной между гор на сырой луг, окруженный высокими крутыми холмами, покрытыми лесом, они внезапно увидели себя запертыми на этом лугу: перед ними была крутизна, заваленная деревьями и камнями; на холмах стояли многочисленные враги, занявшие в тылу у них ущелье, которыми они прошли. Они были обмануты ложным слухом и попали в приготовленную для них засаду. Римляне бились храбро, но это не могло принести пользы: на стороне врагов было слишком большое преимущество. Римское войско находилось в отчаянном положении; ему неизбежно предстояло одно из двух: или сдаться, или погибнуть от голода и неприятельских стрел. Много храбрых воинов, центурионов и трибунов погибло в неровном бое; консулы решились просить пощады у врага. Говорят, что старик, отец Понция, советовал сыну или отпустить римское войско без всякой обиды, чтобы подействовать на римлян великодушием, или истребить все их войско до последнего человека; разумеется, этот рассказ лишь предание, быть может, и недостоверное. Понций выбрал средний путь. Он желал доставить своему народу мир, но с тем вместе хотел, чтобы римляне испытали унижение. Он потребовал, чтобы консулы и все второстепенные начальники римского войска присягнули исполнить следующие условия: римляне заключают с самнитами союз на основаниях равноправности, уходят из своих колоний Калеса и Фрегелл, основание которых было нарушением прежнего договора с самнитами; в обеспечение исполнения этих условий они оставляют у самнитов заложниками шестьсот всадников. Вытребовав такие уступки, Понций дозволил римскому войску уйти, но уйти лишь с соблюдением унизительной формальности: римские воины должны, были отдать оружие и все имущество, кроме необходимейшей одежды, и пройти под ярмом.

 

Отказ сената исполнить условия мира

Униженные, опозоренные, возвратились римские воины в Рим. Народ остановил все административные и судебные дела, решил, что пойдут в поход все способные носить оружие; был назначен всеобщий траур: сенаторы сняли свои окаймленные пурпуром тоги, всадники сняли золотые кольца, женщины спрятали свои уборы, спрятали одежду светлых цветов. Были отложены все свадьбы, отменены всякие праздники до конца бедственного года. Правда, Рим и должен был печалиться, но главную печаль его должно было бы составлять не то, что войско потерпело неудачу, а то, что правительство поступило бесчестно, захотело коварством изгладить тяжелые последствия неудачи. Сенат объявил [320 г.], что договор, заключенный с Понцием, недействителен, потому что не был утвержден народным собранием, что консулы превысили свою власть, нарушили закон, что вина за их противозаконное дело должна пасть исключительно на них, и что поэтому они должны быть скованные отданы фециалами самнитам. По букве закона, рассуждения сената были основательны, и решение его избавило государство от постыдного договора; но оно запятнало римское имя позором, постыдность которого еще ярче обрисовывается благородством Понция. Понций убедил самнитов не принимать выданных им консулов: приняв и наказав их, самниты выказали бы согласие с мнением римского сената, что договор обязателен только для людей, заключающих его; Понций убедил самнитов пощадить и заложников, которые по военному праву должны были быть казнены; эти шестьсот всадников были без всякой обиды оставлены под стражею в Луцерии, которая сдалась самнитам после кавдийского поражения римлян.

 

Возобновление войны

И римляне и самниты с ожесточением возобновили войну. Самниты хотели наказать врагов за коварство, а римляне горели желанием восстановить свою военную славу и спасти заложников, или отмстить за них. Известие о кавдийской неудаче римлян произвело на римских союзников неодинаковые впечатления, потому что чувства их относительно римлян были неодинаковы: одни желали освободиться от союза и обрадовались, другие, верные римлянам, были опечалены. – Кроме Луцерии были покорены самнитами Фрегеллы и Сатрик. Если бы Понций не соблюдал мира, заключенного консулами в Кавдийском ущелье, если бы он тогда продолжал войну, то поднялись бы против Рима латины и вольски, Риму пришлось бы начинать свои завоевания снова. Но верность союзников римлян восстановилась, потому что храбрый римский полководец Папирий Курсор скоро дал войне оборот, благоприятный для Рима. Папирий действовал быстро; нетерпеливо желая восстановить честь римского оружия, он прошел берегом Адриатического моря в Апулию, соединился там с другим консулом, разбил самнитов под стенами Луцерии, осадил эту важную горную крепость и голодом принудил ее сдаться [319 г.].

По рассказу римских историков, Папирий при взятии Луцерии, освободив шестьсот всадников, бывших заложниками, отмстил и за Кавдийское унижение, проведя под ярмо 7000 самнитских воинов; он нашел в Луцерии и знамена, потерянные римлянами. Френтаны, присоединившиеся к своим соплеменникам перед поражением их при Луцерии, были покорены и принуждены дать заложников; а в Луцерии был поставлен сильный гарнизон, обеспечивавший покорность Апулии. Скоро римляне взяли Сатрик и Сатикулу и жестоко наказали эти города за их отпадение. Имя Сатрика исчезает после этого из истории; так тяжела была шесть Рима ему.

 

Восстание западных племён

В следующие годы война шла главным образом опять на западе. Кампанцы, сидицины и авзоны поняли наконец, что их собственная судьба неразрывно связана с судьбою самнитов, потому забыли прежнюю вражду к ним и сблизились с бывшими своими врагами. Нола и Нуцерия вступили с самнитами в союз; жители Соры, города, стоявшего в верховье Лириса, прогнали римский гарнизон; в Капуе и у авзонов национальная партия усиливалась. Диктатор Квинт Фабий Максим Руллиан, пошедший подавить это волнение, был разбит [315 г.] у Лавтул (между Террачиною и Фунди); войско его разбежалось; Квинт Авлий, не хотевший пережить этого стыда, бился один с победителями, пока пал. Волнение распространилось по всему западному прибрежью; самнитская молодежь, выросшая под впечатлениями ожесточенной войны, пылала ненавистью к Риму.

 

Энергия римлян

Но римляне с удвоенной энергией приняли меры против великой опасности, грозившей им. Они соединили свои рассеянные войска, дали самнитам вторую битву и одержали победу, подавили волнение прибрежья, не дав времени восстанию там сделаться всеобщим, покорили восставшие города. Сора была сдана им изменниками; они отвели 225 граждан взятого города в цепях в Рим и казнили их. С авзонами римские полководцы поступили еще более свирепо: все те, которые не были казнены, были отведены в рабство. В Нуцерии было казнено столько людей, что опросталось место для римской колонии. Для похода на Капую был назначен диктатор Гай Мений; капуанцы пришли в ужас при его приближении; главные люди самнитской партии сами лишили себя жизни, чтобы не быть выданными врагу. Рим хотел показать подвластным ему народам, что нет средины между безусловной покорностью и восстанием; что если преданность становится небезгранична, то лишь выдачею главных врагов Рима народ может спастись от совершенного истребления. Скоро и война с самими самнитами получила решительно благоприятный для римлян оборот. Самниты были разбиты при Кавдии [313 г.] и оттеснены в свои горы; римляне пошли за ними и начали а иною осаду главного города их, Бовиана а другое римское войско покорило богатый город Нолу и крепость Фрегеллы. которая после Кавдийского поражения римлян отворила свои ворота самнитам. Двести граждан самнитской партии были отведены в Рим и казнены на форуме. Результатом второй самнитской войны было упрочение владычества римлян над Кампаниею. Они послали своих колонистов в опустевшие места, основали военные колонии Интерамну, Казин, Суэссу‑Аврунку и другие, поставили гарнизоны в городах, имевших стратегическую важность, и чтобы облегчить движения войск, цензор Аппий Клавдий построил из Рима в Капую большую военную дорогу, увековечившую его имя.

 

Настроение умов в Италии и колебания Тарента

Все яснее обнаруживалось, что Рим хочет покорить Италию; и для самых близоруких было очевидно, что средства, которыми действует он, дают ему верную возможность достичь этой цели; расстроить планы его честолюбия, спасти Италию от угрожающего ей порабощения была одна только надежда: единодушное соединение на борьбу с Римом всех государств и племен, еще сохранивших свою независимость, забвение всех прежних взаимных неудовольствий. Было видно, что только в том случае, если все города и области Италии станут всеми силами помогать самнитам, которые уже пятнадцать лет одни вели войну и вели ее так мужественно, будет сохранена свобода Италии. Теперь все понимали это, и в некоторых государствах любовь к родине и свободе была так сильна, что они присоединились к изнемогавшим самнитам. Но в других раздор партий, племенная вражда, или близорукое легкомыслие помешали решительному патриотическому образу действий. В особенности неблагоразумно держали себя тарентинцы. Они имели большой флот, легко могли увеличить свое войско, набрав наемников, потому могли бы приобрести решительное влияние на ход войны; но они действовали так двусмысленно и неловко, что навлекли на себя ненависть римлян, не оказав поддержки самнитам. Издавна привыкнув иметь самнитов и луканцев своими врагами, они и теперь не доверяли им; при том же были робки, изнежены, эгоистичны, потому неспособны решиться на такую политику, которая требовала жертв; поддавшись внушениям демагогов, они приняли относительно Рима вызывающее положение и грозили войной; но римляне не испугались этого, а они не исполнили своих угроз, остались при нейтралитете, чтобы продолжать веселиться. Больше энергии выказали северные соседи Рима. Этруски не возобновили кончившегося в то время перемирия с римлянами и осадили пограничный римский город Сутрий [311 г.]. Это принудило римлян разделить свои войска, потому и на севере, и на юге они вели несколько времени войну безуспешно. В самнитских горах консул Марций Рутил даже потерпел поражение, и сам был ранен.

 

Квинт Фабий Максим Руллиан и Папирий Курсор

Но скоро ход дел изменился. Консул Квинт Фабий Максим [Руллиан], не слушая предостережений сената, совершил смелый поход через Циминский лес, по горам которого не было дорог, разбил этрусков у Вадимонского озера в упорной битве [310 г.], о которой долго ходили между римлянами легенды, и принудил важные города Перузию, Кортону, Арреций заключить с римлянами мир [309 г.]; он одержал вторую победу при Перузии; после этого заключили мир и Тарквинии, а вскоре потом и другие этрусские города. Этрурия издавна была любимым местом подвигов фамилии Фабиев. – В то же время Папирий Курсор, которого Фабий, смертельный враг его, против воли назначил диктатором, пошел в Самний на помощь римскому войску, попавшему там в трудное положение, и разбил врагов [308 г.], одетых в пурпуру, имевших оружие, украшенное золотом и серебром. Взятые им блестящие щиты восхищали римлян на его триумфе и потом были вывешиваемы в торжественных случаях на лавках форума. Это была последняя победа старого героя, бывшего пять раз консулом и два раза диктатором, человека исполинской силы и неумолимой строгости, которого любили и боялись римские воины. Вскоре после триумфа он умер.

 

Покорение умбров, герников, эквов

Римляне имели в этой войне то счастие, что враги их не действовали энергически все в одно время, а выступали на борьбу друг после друга, давая римлянам время побеждать их поочередно. Так умбры и некоторые мелкие сабелльские племена взялись за оружие только теперь, когда силы самнитов были истощены. К умбрам присоединились герники. Если б это было годом раньше, римляне могли бы утратить свое могущество; но теперь оно уже стало неодолимо, и появление новых врагов послужило только к увеличению славы Рима. Умбры были разбиты [308 г.] в верховье Тибра; марсы и пелигны были поражены Квинтом Фабием Максимом при Аллифах; 7000 их были взяты в плен и проданы в рабство. Уцелевшие были так ослаблены, так оробели, что порознь друг от друга заключили с Римом договоры, по которым были поставлены в положение союзников; а некоторым их городам были даны права муниципий. С пленными герниками римляне поступили еще суровее: они были все казнены. Их народ, боясь римских судей, взялся в отчаянии за оружие [306 г.]; это восстание в тылу римских войск подало римлянам желанный повод совершенно подавить неверных союзников и в отмщение за мимолетную опасность отнять у герников последний остаток национальной самостоятельности. Только три города, не участвовавшие в восстании: Алетрий, Верулы и Ферентин сохранили прежние права; остальные утратили часть своих земель и были присоединены к римскому государству на очень тяжелых условиях: они должны были исполнять все обязанности римских граждане, нести наравне с ними военную службу и подати, не участвуя в их правах; судебная власть в этих городах была поручена римским префектам, которых назначал городской претор. Такой же участи подверглись эквы, также раздражившие римлян попыткою восстания. Римляне в пятьдесят дней взяли сорок один город эквов, и многие из этих городов были сожжены и разрушены; некоторые из погибших городов были очень старые, обведенные циклопическими стенами. Имя эквов стало после этого только историческим воспоминанием.

 

Покорение самнитов

Эти победы решили судьбу самнитов. Пока римляне заняты были подавлением восстаний своих союзников, мужественные самниты еще раз собрали свои силы и взяли города Сору и Калацию; но теперь два консула вступили в их землю, один с запада, другой с востока [305 г.], и подвигались вперед, опустошая все: жгли селения, истребляли хлеб на полях, вырубали фруктовые деревья. Консулы соединились в области пентров у Бовиана. Тут произошла решительная битва; римляне победили в ней. Самнитский полководец Стаций Геллий был взят в плен. Все самнитское войско было или перебито, или взято в плен, или рассеяно Римляне взяли приступом Бовиан, главную крепость самнитов. Силы Самния были совершенно истощены. Самниты отправили посольство просить мира; сенат охотно дал его [304 г.]. Самнитская федерация сохранила самостоятельность, но лишь в пределах тех земель, которые не были отняты у самнитов римлянами во время войны; самниты должны были отказаться от власти над луканцами, от союза с другими сабелльскими племенами: марсами, пелигнами, марруцинами, френтанами, вестинами, пицентами; эти племена возобновили прежние договоры с Римом. Тарент остался независимым, но богатые граждане были, приверженцами Рима и желали союза с ним.

 

Клеоним в Южной Италии

Незадолго перед концом самнитской войны тарентинцы снова призвали из Греции полководца наемных войск отразить набеги луканцев и помогать самнитам; это был спартанец Клеоним [304 г.]. Но он держал себя бессовестно: его наемники были буйны, и он стал страшнее грекам, чем врагам. Он вступил в союз с луканцами, взял приступом город Метапонт, вынудил граждан заплатить ему 600 талантов и дать 200 девушек. Тарентинцы ужаснулись своего защитника и, в союзе с римлянами, принудили покинуть Италию этого грабителя, который готовился поступить с Салентом и с греческими городами Сицилии так же, как с Метапонтом. Он уплыл в Керкиру и занялся морским разбоем; Агафокл прогнал его с Керкиры; он вернулся на родину и, обесславленный там семейным стыдом, кончил жизнь, изменив отечеству.