Культура и литература Александрийского периода

 

(продолжение)

 

Общая характеристика науки Александрийского периода

2. Господствовавшее в александрийскую эпоху настроение умов не допускало поэтического творчества, но благоприятствовало ученым исследованиям и развитию так называемых точных, или реальных наук. Цари пергамские, египетские, сирийские, Антигон македонский и другие были очень щедрыми покровителями ученых, литераторов и художников, употребляли большие суммы на составление библиотек, основание школ и ученых учреждений, на поддержку ученых экспедиций и других исследований; любознательность греков получила сильное развитие от ближайшего знакомства с востоком; благодаря тому, науки приобрели высокое развитие, и образованный мир обогатился множеством новых знаний. Литературная, или ученая известность была самым верным путем к почестям и богатству; потому люди высших сословий старались давать своим сыновьям ученое образование; знание грамматики, археологии, риторики, диалектики, музыки, математики, считалось необходимостью для свободного человека. Потому повсюду возникали школы, старавшиеся прославиться приобретением знаменитых преподавателей привлекать учеников. Риторика, бывшая важнейшею частью школьного преподавания во времена свободы Греции, оставалась основанием высшего преподавания и в эллинистическое время. На Родосе, в Эфесе, в других городах, были школы риторики, соперничавшие с афинскими, и азиатское красноречие считалось самым превосходным по цветистости языка, по богатству афоризмов и сравнений. Александрия была центром грамматики, то есть археологии, критического объяснения писателей прежних веков. Люди изумительной начитанности, как например Аристофан, Эратосфен, Аристарх, жившие в Александрии, распределяли произведения греческих писателей по классам, составляли списки (каноны) образцовых авторов, очищали текст их от ошибок и вставок (интерполяций), разъясняли темные места примечаниями (глоссами), писали комментарии. Богатые пособия для таких трудов доставляла им громадная александрийская библиотека, часть которой помещалась в Брухии, в одном из зданий царского дворца, другая в великолепных залах храма Сераписа. Материальную возможность заниматься учеными трудами давал им построенный и содержимый щедростью Птолемеев Музей, в котором ученые по всем отраслям знаний жили на царский счет, обеспеченные от всякой нужды. Эратосфен Киренский [276–194 гг.], один из величайших ученых всех времен по обширности и многосторонности знаний, первый получил имя «Филолога», имевшее в древности более широкий смысл, чем ныне, и обозначавшее человека обширной учености. Он и Аристофан Византийский были главными распорядителями александрийской библиотеки. Аристарх Самофракийский, ученик Аристофана, выказал при очищении старинных произведений греческой поэзии и в частности песен Гомера такую проницательность и осмотрительность, что имя его стало служить почетным названием хорошего критика. Благодаря неутомимой деятельности этих людей, знание старинного греческого языка и понимание написанных на нем бессмертных произведений сохранились у потомков.

 

Историки Александрийского периода

Менее хороши были исторические произведения александрийского периода. Эта отрасль науки может процветать только в свободных государствах; а здесь она утратила прежнюю энергию и простоту, впала в риторическую искусственность; историки той эпохи любили цветистый слог, пышные фразы и больше, чем об истине, заботились о том, чтобы нравиться своим современникам. Но все‑таки очень жаль, что исторические произведения александрийского периода погибли; они известны нам лишь по извлечениям и отзывам позднейших историков. Важнейшими историографами александрийского периода были: Эфор, труд которого был первою всеобщею историею, Феопомп и Филарх, написавшие историю Греции своего времени, и Тимей, написавший историю Сицилии, своей родины. Даже уроженцы восточных стран писали историю своих соотечественников на греческом языке; так например, вавилонский жрец Бероз около 265 года до Р. X. написал древнюю историю вавилонян, ассириян и мидян по памятникам, легендам и священным книгам их, а его современники. Манефон – историю Египта, которую составил, как он говорить, по древним государственным актам, архивам храмов и памятникам, и от которой уцелели лишь небольшая извлечения, в том числе списки тридцати династий египетских царей (I, 72).

Важнейшие историки начала македонского периода Феопомп Хиосский [род. ок. 380 г.] и Эфор [ок. 405–330 гг.], уроженец города Кимы (в Эолиде), старшие современники Филиппа и Александра получили ученое образование в школе риторики, основанной Исократом на Хиосе, и применили к историографии правила ораторского красноречия. Поэтому историческая простота рассказа заменена у них риторической пышностью, которая часто переходит в пустое многословие. Феопомпу, по выражению Исократа, нужна была узда, а Эфору были нужны шпоры. Феопомп, взявший образцом, для себя Геродота, написал греческую историю (Hellenica) с того времени, на котором останавливается Фукидид до битвы у Книда (410–394), и обширную историю времени Филиппа, наполненную множеством эпизодов, уклоняющихся от главного предмета; это было произведение, представлявшее картону жизни той эпохи; он подготовился к нему обширными путешествиями; оно имело возвышенный нравственный характер, но подвергалось порицаниям за то, что в нем было много баснословных рассказов, преувеличенных и слишком суровых суждений. Эфор, человек спокойного характера, избрал предметом своего рассказа времена менее близкие и написал первую всеобщую историю, от осады Трои до Священной войны (345); обширными исследованиями он собрал огромный запас географических и этнографических сведений; но, по отзывам древних писателей, он без достаточной критики вносил в свой труд баснословные рассказы по любви к чудесному, а по склонности к риторическим прикрасам впадал в преувеличение; позднейшие писатели – Диодор, Страбон, Плутарх, другие, очень много пользовались его трудом. Историки Александра, сопровождавшие его в поход, Анаксимен Лампсакский и Каллисфен Олинфский, тоже любили риторическую декламацию: вымышленные речи, длинные описания сражений, составленные без знания военного дела, и другие прикрасы пустого красноречия заменяли у них историческую верность и правильное суждение о вещах. Те же недостатки портили труд Клитарха, который также описывал походы Александра и своим напыщенным красноречием пошел в поговорку у древних писателей. Из всей толпы историков Александра достоверностью отличались, кажется, только Птолемей, сын Лага, начальник флота Неарх и архитектор Аристобул Кассандрийский. История Греции, написанная современником Арата, Филархом, уроженцем Афин или Навкрата, состоявшая из 28 книг в рассказывавшая события от похода Пирра в Пелопоннес до смерти Клеомена (272–221), отличалась богатством трагических фактов и живым драматическим изложением. Филарх был пристрастен к своему главному герою Клеомену и любил писать эффектно; но и при этих недостатках он был одним из последних хороших историков греческих событий. Произведения всех этих историком, и Динона Колофонского, написавшего историю великих монархий Азии и описывавшего чудеса Индии, погибли. Из них дошли до нас лишь небольшие, отрывки; но греческие историки римского времени пользовались большею частью их трудами. Погиб и труд Иеронима Кардийского [ок. 360–270 до Р. Х.], который был другом и спутником Эвмена; погибли труды Тимея и Дуриса Самосского, любившего рассказывать анекдотические мелочи; погибли произведения так называемых историков Аттики. – Иероним Кардийский, которого Деметрий Полиоркет назначил военным правителем Беотии (в 292 году), и деятельность которого продолжалась при Антигоне Гонате, писал историю своего времени; его труд служил, кажется, главным источником для Диодора Сицилийского. Тимей, родившийся в Тавромении и принадлежавший к богатому семейству, был изгнан из родины Агафоклом, прожил 50 лет в Афинах и возвратился в отечество лишь незадолго перед смертью [ок. 260 г.]. Во время своего изгнания он написал подробную историю Сицилии в летописной форме, и историю походов Пирра. Он был, человек ученый, заботливо пользовался при составлении своего труда пособиями, какие дают историку география и хронология, распределял материал по хорошему порядку: но кажется, что его суждения часто бывали неосновательны. Полибий, история которого начинается тем временем, на котором останавливается Тимей, дает, дурные отзывы о нем. В рассказах о старинных событиях у него недоставало; критики и точности, в рассказах о новых он слишком сурово судил о людях, (потому его называли Эпитимеем «Порицателем»); слог его местами был холоден и сух, местами риторичен и напыщен. По негодованию на Агафокла за свое изгнание, он в противоположность Каллию, наемному панегиристу тирана, рассказывал, только дурное об этом «мальчишке, служившем у горшечника до 18 лет и потом из дыма и грязи своей мастерской пришедшем в Сиракузы»; Тимей не ценил отвагу и ум Агафокла и останавливался только на его свирепостях, вероломствах и всяческих других преступлениях и на неудачах, но превозносил Тимолеона, освободителя Сицилии. Иероним Кардийский был первый греческий историк, подробно говоривший о Риме; Тимей передавал только легенду о поселении троянцев в Лациуме и сообщал, немногие другие мелкие заметки о древнейших временах Италии. В V веке Гелланик (II, 363), в IV-м оратор Андротион ученик Исократа, писали уже историю Афин и Аттики; но особенно много таких трудов, называвшихся Аттидами, было написано в III веке. Изложение в них было строго летописное (в исторические времена по годам архонтов); язык был кажется безыскусственный, сухой: но по крайней мере один из этих историков Аттики, важнейший из них, Филохор (около 280 г.), писал очень добросовестно, основываясь на внимательных изысканиях, так что должно очень жалеть о погибели его Аттиды, бывшей достоверным источником для истории Афин. Менее велико, по-видимому, было достоинство Аттид, написанных Демоном и Истром (учеником Каллимаха).

 

Естественные науки в Александрийскую эпоху

Исторические труды александрийского времени были гораздо ниже прежних, но вспомогательные науки истории, в особенности хронология к география, получили сильное развитие. Работы Эратосфена по этим отраслям знания составляют самую лучшую часть его ученой деятельности. Он опирался в них на математические исследования. Он написал, ученый трактат о математической, физической и политической географии: опираясь на измерения и на геометрические съемки, он определил величину окружности земного шара, который считал неподвижным. Описывая разные страны, он, вероятно, пользовался статистическо‑географическим трудом Дикеарха (II, 754). Этот философ друг Феофраста, составил географические карты и в объяснение их написал трактат о «греческой земле»; в нем он говорил о географическом характере греческих стран, о реках, горах, морях, описывал города, нравы, учреждения, излагал и те новые географические сведения, какие незадолго перед тем были доставлены экспедициями в малоизвестные страны. Около половины IV века была составлена книга, называвшаяся «Периплом» (Плаванием вдоль берегов) и описывавшая европейские, азиатские, африканские берега Средиземного моря; неизвестный составитель этой книги называл автором её Скилакса Кариандского, который за 160 лет перед тем исследовал по поручению Дария страну Инда (II, 424). Около того же времени Пифей Массилийский совершил плавание вдоль западного и северного берегов Европы от Гадеса до Туле и плавание к устью Танаиса, и результаты своих исследований изложил в нескольких сочинениях, в которых впрочем истина была перемешана с вымыслами, так что эти рассказы считались в древности недостоверными. – Географический труд Эратосфена погиб; но Страбон в своей географии приводит данные из него. Точно так же составили эпоху исследования Эратосфена и в хронологии греческой истории. Из прежних попыток определить эту хронологию уцелел любопытный памятник, называемый Паросскою мраморною хроникою; это – таблица важнейших событий греческой истории, начиная с Кекропса; события расположены по порядку времени, и при каждом из них отмечено, за сколько лет было оно до года соответствующего по нашему счету 264 году до Р. X. Но все такие попытки были очень неудовлетворительны сравнительно с хронологическою таблицею, составленною Эратосфеном. Она стала основанием всех следующих хронологическим, расчетов греческих и христианско‑византийских ученых. Так например, по расчету Эратосфена определяется эпохою взятия Трои 1184 год до Р. X. Через столетие после Эратосфена грамматик Апполодор Афинский сделал выбор важнейших данных из хронологического труда Эратосфена и дал этому краткому извлечению, называющемуся «хроникою», стихотворную форму, вероятно, для того, чтобы легче было заучивать хронологические данные наизусть. Краткая хроника Аполлодора вытеснила из употребления хронологический труд Эратосфена, так что позднейшие писатели редко цитируют его, и он известен нам лишь по немногим отрывкам. Аристотель и Феофраст ввели в круг философского преподавания естествознание, и после того зоология, ботаника, астрономия, математика получили большое развитие; усердно занимались греки александрийского периода и применением этих знаний к техническим искусствам. Математика и астрономия интересовали деятельный ум греков уже и в цветущие времена свободы Греции; но они тогда разрабатывались главным образом лишь для надобностей практической жизни: для счета времени, для распределения года на части, для установления богослужебного календаря. Незадолго перед началом Пелопоннесской войны афинянин Метон (II, 703) установил 19‑летний цикл уравнения лунного года с солнечным. Этот цикл долго оставался в употреблении. В александрийское время греки, ознакомившись с трудами вавилонян и египтян, стали заниматься усерднее прежнего астрономиею и математикою, на которой основана она. При Птолемее I Эвклид [ок. 300 до Р. Х.] составил первый систематический трактат о геометрии; его труд стал основанием для дальнейшей разработки математики и много помог усовершенствованно кораблестроения и других технических искусств. Эвдокс Книдский [ок. 408–355] был основателем научной астрономии; его «Зеркало» и «Небесные явления» послужили источниками, по которым Арат составил свои астрономические поэмы. Эратосфен также занимался астрономиею и математическою географией; но в особенности много сделал для развития этих наук глубокомысленный исследователь Гиппарх, уроженец вифинского города Никеи, создатель плоской и сферической тригонометрии, величайший астроном древности. Развитию статики, механики, других отделов математики и физики оказал чрезвычайно важные услуги Архимед [287–212 гг.], уроженец Сиракуз. Рассказ, будто бы он, посредством зажигательных стекол, сжег римские корабли, признать теперь вымыслом; недостоверен и анекдот, будто бы он сказал царю Гиерону: «Дай мне точку опоры, и я сдвину с места землю»; но эти выдумки свидетельствуют о том, что он пользовался чрезвычайно высоким уважением; свидетельствует об этом и название архимедова винта, данное бесконечному винту. Он действительно сделал великие изобретения. Одним из них были «железные руки», схватывавшие осадные машины, людей, целые корабли, приподымавшие их и бросавшие вниз; они приводили римлян в ужас и удивление. Высокое развитие получила и медицина, которую вывел из таинственного мрака жреческой корпорации на свет науки Гиппократ, происходивший от рода Асклепиадов, жрецов, занижавшихся медициною на острове Косе, человек, получивший философское образование, расширивший свои знания путешествиями и опытами (ок. 460–372 до Р. X.). Теперь развились вспомогательные науки медицины: ботаника, основателем которой был Диоскорид, и анатомия, разработанная трудами александрийских ученых. Герофил, врач Птолемея I, и его преемник Эрасистрат (304–250 до Р. Х.) были основателями научной медицины; о них говорят, будто они делали анатомические исследования не только на трупах, но и на живых людях. На островах Косе, Книде и в других местах возникли медицинские школы, в которых врачебное искусство преподавалось по их системе.

 

Новые представления о государстве. Космополитизм

3. Подобно тому, как изменился в александрийский век характер искусства и науки, получили новое направление государственная и юридическая жизнь греков, их религиозное и философское мировоззрение. По примеру Аристотеля, ученики его и другие мыслители, как например Гераклид, уроженец Гераклеи Понтийской, писали трактаты о государственном устройстве, разъясняли понятия о государстве, законе, справедливости, об отношениях между людьми, живущими в благоустроенном государстве и о международном праве. По прежним строгим понятиям о государстве, о верховной власти народа, личность человека исчезала в представлении о гражданине; только полноправный гражданин государства пользовался покровительством его законов; иноземец и вообще всякий человек, не принадлежавший к замкнутому сословию граждан, считался не имеющим никаких прав, даже врагом; эти суровые понятия государственной замкнутости стали теперь смягчаться. Права личности стали пользоваться большим уважением; сознание человеческих прав ослабляло прежние гражданские чувства, прежнюю безусловную преданность государству; замкнутые демократические государства, ограничивавшаяся тесными пределами городского округа, заменились федерациями, имевшими союзное правительство и стеснявшими демократическую автономию, которую прежде так упорно защищали мелкие республики. Обширные монархии, на которые распалось царство Александра Великого, захватили под свое владычество многие из прежних греческих республик; греки привыкали к мысли быть жителями больших государств, жертвовать замкнутостью городской независимости для того, чтобы пользоваться государственным единством. Времена демократии миновали, настал монархический век. Ослабело даже чувство национальности; слияние греческой культуры с восточной сгладило прежнюю резкую разницу греков от варваров, заменило прежние узкие греческие воззрения космополитическими понятиями, которые с особенным усердием были развиваемы философиею циников и стоиков. Естественными центрами этих космополитических идей были большие торговые города, имевшие разноплеменное население и одинаковые между собою по образу жизни, по характеру образования, по стремлению к богатству и наслаждению.

 

Отношение к религии в эпоху эллинизма

4. В религиозных понятиях мы видим такую же перемену, как в политических. Из круга образованных людей давно исчезла детская вера старины, представлявшей себе богов подобными человеку существами, которые имеют личные сношения с людьми и правят ходом всех человеческих дел; это наивное верование давно стало считаться у образованных людей суеверием. Философские системы, отвергавшие реальность отдельных предметов и приписывавшие действительное существование только единому основному принципу всего, остающемуся неизменным во всех изменениях видимого мира, поколебали основу политеизма; но эти философские выводы оставались непонятны массе, не удовлетворяли потребности человека в религии, и совесть людей смущалась. Потому понятно, что правительства греческих республик находили надобным для общественного блага охранять народную религию, изгоняли или даже казнили некоторых философов, как атеистов. Но стремление к исследованию истины не могло быть остановлено насилием. Когда понятие о правах личности, об индивидуальной свободе одолело стеснительные формы старинных политических идей, философское мировоззрение стало колебать простонародный политеизм, и древнее язычество склонилось к упадку. В массу народа проникла мысль, что господствующая религия обманчива, сомнение подтачивало, как червь, корни политеизма; внешние поддержки, на которые опирался он, не могли удержать его от падения.

 

Пиррон и скептицизм

Философская школа, основанная Пирроном [ок. 360–270 до Р. Х.], современником Александра, усиливала смущение мыслей массы, до которой доходили слухи об этой новой философии, говорившей, что человеку невозможно знать истину о предметах, ставившей основным принципом своим сомнение, провозглашавшей безотрадное учение, что человеческий ум не может ничего знать с достоверностью, что все человеческие понятия основаны лишь на соглашении между людьми говорить так, а не иначе, что мудрец должен, для сохранения своего душевного спокойствия, воздерживаться от всяких решительных суждений. Пиррон основатель этой системы, называемой скептицизмом, лично был почтенный человек строго нравственного образа жизни, держал себя так, как следовало по его учению держать себя бесстрастному мудрецу, обладающему душевным спокойствием. Заимствовав коренные мысли своей системы из учения мегарской школы (II, 719), он, подобно ей, ставил высшим благом, истинной целью человеческой жизни добродетель. Он доказывал только, что человеческий ум не может достигать достоверного знания истины; но некоторые из его учеников отрицали не только несомненность наших общих суждений о вещах, но и достоверность чувственных впечатлений, отвергали почти все философские понятия и отрицали своим самоубийственным скептицизмом достоверность даже и собственная своего сомнения. Утверждая, что совершенно ничего достоверного не знают, они рассуждали о своем незнании истины не с грустью, а с надменным удовольствием.