Среди любителей старины, камерных ораторов и музейных поэтов выделяется своими своеобразными, колоритными произведениями писатель Апулей (род. около 125 г. н. э.). Он происходил из провинции Африки и родился в городе Мадавре в состоятельной семье. Живой, любознательный, подвижный, Апулей является типичным представителем своей эпохи, отразившим ее характерные особенности: увлечение софистикой и философией, интерес к магии и восточным верованиям, любовь к изысканному словесному искусству.

Образование писатель получил в Карфагене, а завершил его в Афинах. В Риме Апулей выступал в начале своей биографии как адвокат, а затем отправился в путешествия. «Страсть к бродяжничеству», по собственному признанию, мучила его и заставила объездить весь Восток. Он повсюду выступал со своими лекциями-декламациями, как это делали греческие софисты, и снискал большую известность. Впоследствии Апулей поселился, наконец, в Карфагене, где продолжал свою ораторскую деятельность и был даже избран на должность «жреца провинции». Сохранился постамент статуи, воздвигнутой в его честь в Мадавре; писатель именуется здесь «философом-платоником». Действительно, и сам Апулей утверждает, что он последователь Платона.

Платонизм в эту эпоху представлял собой своеобразную смесь платоновского идеализма и новопифагорейской философии, с ее учением о «демонах», неких посредниках между богом и людьми, и о противоположности бога и материи. Апулей интересовался мистикой и различными тайными культами. Ко многим из них он был приобщен, в частности к распространенному в эту эпоху культу богини Исиды.

Талантливый и чрезвычайно плодовитый писатель, он является автором большого количества произведений, написанных на греческом и латинском языках: «О Платоне и его учении», «О божестве Сократа», «О мире», «О рыбах», «О деревьях», «Об арифметике», «О музыке» и т. п. Из всех этих сочинений Апулея уцелели лишь некоторые, написанные на латинском языке. Большой интерес среди них представляет его речь «Апология», избранные отрывки из речей «Флориды» и роман «Метаморфозы», или «Золотой осел».

Юноша и осёл. Византийская мозаика V века, часто используемая как иллюстрация к роману Апулея

Во время одной из своих поездок Апулей заболел в небольшом городке Эе (Триполи). Он встретил здесь одного из своих товарищей по Афинам Понтиниана и женился на его матери, богатой вдове, которая была старше него на 10 лет. Родственники вдовы, которую звали Пудентилла, обвинили Апулея в том, что он приворожил ее к себе, желая завладеть состоянием. Обвиненный в занятиях магией, он выступил в суде с речью в свою защиту («В защиту самого себя по обвинению в магии», или «Апология»). Эта речь чрезвычайно интересна с точки зрения культурно-исторической и как материал для характеристики ее автора. Выступая перед проконсулом Африки Клавдием Максимом, Апулей стремился блеснуть своим адвокатским талантом и изысканным цветистым красноречием. Он говорил, что эта магия – это наука, которая отлична от волшебства, пользующегося суеверием и невежеством толпы. Апулей защищал таинственные культы с их посвящениями и разными символическими обрядами, но не оправдывал фантазерства, шарлатанства и распутства, прикрывавшегося таинственными обрядами. Он нападал на своих обвинителей и упрекал их в жадности и невежественности. Враги ставили ему в вину пользование зеркалом и зубным порошком. Парируя их нападки, Апулей даже цитирует шутливое стихотворение, своеобразную «рекламу» порошку, которую он составил для своего друга Кальпурниана:

Пускай стихи мои привет тебе несут,
Кальпурниан. Ты порошок зубной просил –
Прими ж его. Из аравийских он плодов,
Он тонок, превосходен, белизну дает,
Десна распухнет – тотчас излечить готов.
И так все крошки выметет вчерашние,
Что если смех случайный зубы обнажит,
Найти никто не сможет даже пятнышка.
(Пер. С. П. Маркиша)

Апулей писал и другие стихи, в духе «новых поэтов». Среди его стихотворных произведений был панегирик консулу Орфиту, гимны и любовные стихотворения. В своей речи он стремился показать литературные и ученые знания, говорил о своей красоте, пытался расположить к себе аудиторию виртуозностью и изысканностью языка. Увлеченный софистическим стилем, Апулей дает колоритные и броские описания, жонглирует словами, нагромождает определения, нанизывает подчас целые цепи патетических перечислений, пытаясь воспроизводить порой цицероновский период.

Слышите ли вы, безрассудные обвинители магии? Это наука, угодная бессмертным богам, обладающая знанием того, как чтить их и поклоняться им. Она, безусловно, священна, и божественное ведомо ей... Она жрица небожителей, ее изучают как одну из наук, особенно необходимых царю, и у персов не разрешают сделаться магом первому встречному, как не разрешают стать царем.
(«Апология». Пер. С. П. Маркиша)

Эти особенности ораторского стиля Апулея свойственны и тем отрывкам из его речей, которые собраны в сборнике «Флориды». С подобными речами он выступал в Карфагене и других городах, популяризируя идеи Сократа, Платона и Пифагора. Азианское направление, с его пышностью и вычурностью, сочетается у него с архаизирующими тенденциями, идущими от Фронтона, и со смелыми языковыми новшествами, которыми он обильно уснащает свою речь. Ассонансы, аллитерации, шумная звукозапись придают словесному искусству Апулея звенящую праздничность:

Не смотри, что так высоко кровли конек, что блестящею отделкой разукрашен потолок, что скамейки в амфитеатре кругом идут: неважно, что в другие дни здесь мим гримасничает, комик болтает, трагик восклицает, канатоходец шею себе едва не ломает, фокусник пыль в глаза пускает, актер слова жестом сопровождает».
(«Флориды». Пер. С. П. Маркиша)

Этот стиль часто называют «африканским», и некоторые ученые склонны видеть в нем проявления специфики ораторского искусства провинции Африки, усилившей и заострившей те особенности языка, которые были свойственны «второй софистике».

Круг интересов Апулея был чрезвычайно разнообразен, и сам он говорил, что «осушил чаши» поэзии, геометрии, музыки, диалектики и философии. Среди произведений Апулея есть краткий очерк тех сторон философии Платона, которые казались ему соответствующими символическому мистицизму его времени, есть переделка одного из физических трактатов Аристотеля. Он строит подробную теорию о существовании особого мира духов, занимающих средину между божеством и людьми, и у него выходит нечто подобное верованиям, господствовавшим в средние века.