Чацкий возвращается в дом Фамусовых и расспрашивает у отца семейства про Софью. Недовольный Фамусов с досадой осведомляется, не собирается ли Чацкий сделать предложение ей. Тот интересуется: «а как бы вы отнеслись к моему сватовству?» «Сказал бы я, во-первых: не блажи, именьем, брат, не управляй оплошно, а, главное, поди-тка послужи», – отвечает Фамусов. «Служить бы рад, прислуживаться тошно», – говорит Чацкий.
Горе от ума. 2-е действие. Краткий пересказ. Иллюстрированная аудиокнига
Фамусов корит молодёжь за гордость и в пространном монологе вспоминает своего покойника-дядю Максима Петровича. Этот большой человек, весь в орденах, едал на золоте, имел сто человек к услугам и постоянно был при дворе Екатерины II. Но когда приходилось подслужиться, «и он сгибался вперегиб». Фамусов рассказывает, как Максим Петрович оступился на одном дворовом приёме, неловко упал, но, встав и увидев высочайшую улыбку, «упал вдругóрядь – уж нарочно, а хохот пуще, он и в третий так же точно». За это шутовство дядя впал в фавор. Фамусов гордится его «смышлёностью».
Чацкий в ответ произносит монолог с осуждением подобострастного «минувшего века». «Свежо предание, а верится с трудом; как тот и славился, чья чаще гнулась шея; как не в войне, а в мире брали лбом; стучали об пол, не жалея!.. [но] нынче смех страшит и держит стыд в узде; недаром жалуют их скупо государи». Услышав последнюю фразу, Фамусов бормочет про себя: «Ах! боже мой! он карбонари [заговорщик]!» Чацкий продолжает свою гневную речь, а Фамусов вновь замечает про себя: «Опасный человек! Он вольность хочет проповедать!» Когда Чацкий восхищается людьми, которые «служат делу, а не лицам», Фамусов вскрикивает: «Строжайше б запретил я этим господам на выстрел подъезжать к столицам».
Слуга извещает о приезде полковника Скалозуба. Перепуганный речью Чацкого Фамусов даже затыкает от неё уши, повторяя: «Под суд! Под суд!» Чацкий едва объясняет ему знаками, что кто-то приехал. Узнав, что это Скалозуб, Фамусов распоряжается: «Немедленно принять!», и упрашивает Чацкого воздерживаться при Скалозубе от вольных речей.
Фамусов принимает Скалозуба с нескрываемой льстивостью. Они вдвоём начинают выискивать общих родственников. Фамусов упоминает при этом, что очень уважает свою родню и покровительствует ей по службе в своём учреждении. «При мне служáщие чужие очень редки… Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку!..»
Скалозуб рассказывает, что тоже немало содействовал служебному продвижению своего двоюродного брата, но тот на беду в последнее время «крепко набрался каких-то новых правил. Чин следовал ему: он службу вдруг оставил, в деревне книги стал читать». Самому же Скалозубу по службе всегда везло: «вакансии как раз открыты: то старших выключат иных, другие, смотришь, перебиты». Он ожидает получения генеральского чина.
Фамусов говорит, что Скалозубу теперь неплохо бы «подумать о генеральше». Скалозуб не прочь жениться. Фамусов замечает, что в Москве невест много – город большой. «Дистанции огромного размера», – глубокомысленно произносит Скалозуб. Фамусов продолжает (монолог «Вкус, батюшка, отменная манера»): московский обычай – выбирать женихов не из новомодных «разумников», а из богатых людей. А девицы московские умеют себя принарядить, «словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой», поют французские романсы, «к военным людям так и льнут, а потому, что патриотки».
Скалозуб замечает, что пожар 1812 года даже содействовал украшению Москвы: с тех пор построено много новых домов. «Дома новы, но предрассудки стары. Порадуйтесь, не истребят ни годы их, ни моды, ни пожары», – вмешивается в разговор Чацкий. Фамусов спешит перебить его. Он представляет Чацкого Скалозубу: малый с головой, но нельзя не пожалеть, что с этаким умом… таких многие осуждают…
Чацкий в ответ произносит свой известный монолог: «А судьи кто?» «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?» – вопрошает он. Чацкий рисует образы знатных негодяев-крепостников, из которых один выменял на трёх борзых слуг, не раз спасавших его в часы вина и драки, а другой устроил детский крепостной балет, а потом распродал поодиночке всех маленьких актёров, отторгнув их от матерей и отцов. Любого бескорыстного и умного молодого человека эти деспоты признают опасным мечтателем. Московская знать поклоняется одному лишь красивому и расшитому военному мундиру, гвардейцам.
Видя, что беседа начинает склоняться к опасным темам, Фамусов спешит уйти в свой кабинет. Глуповатый Скалозуб истолковывает слова Чацкого о военных мундирах лишь как критику гвардии и с одобрением говорит: в нашей Первой армии мундиры ничуть не хуже гвардейских, «и офицеров вам начтём, что даже говорят, иные, по-французски».
Входят Софья с Лизой. Софья, подойдя к окну, ахает и лишается чувств: она увидела, как за окном Молчалин упал с лошади. Скалозуб идёт на улицу поглядеть на «жалкого ездока», который чересчур затянул поводья. Лиза и Чацкий подбегают к Софье. Чацкий удивлён, что она приняла неопасное падение Молчалина так близко к сердцу. Едва придя в себя, Софья уговаривает Чацкого скорее бежать на помощь Молчалину. Чацкий всё больше поражается её волнению – и понимает, что это, скорее всего, неспроста.
Входят Скалозуб с Молчалиным, который лишь слегка ушиб руку. Чацкий и Скалозуб уходят. Лиза говорит Софье, что слух о её подозрительном обмороке может распространиться в свете, и там догадаются о её особых чувствах к Молчалину. Софья отвечает, что ей нет дела до возможных пересудов, но Молчалин тоже советует остерегаться их: «злые языки страшнее пистолета».
Софья уходит, сокрушаясь: зачем только Бог принёс несносного Чацкого! Молчалин, оставшись наедине с Лизой, заводит с ней игривый разговор, пытается обнять, обещает подарить ей красивую вещицу. Лиза принимает ухаживания с неудовольствием, корит Молчалина за измену Софье и уходит, вздыхая по пути о собственном увлечении – буфетчике Петруше, которому она по робости не решается открыть своих чувств.
© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека. См. полный текст «Горя от ума».
