Русская христианская религиозность в XIV-XV веках

Много смуты было в XIV–XV веках и в русской церкви. Русский народ был очень набожен. Иностранцев, заезжавших в русские земли, всегда поражало обилие церквей. Строились они беспрестанно. Постигала какая-либо беда город с его областью: бездождие, голод, мор, – русские спешили молитвою отвратить беду, ставили по обету «обетные» церкви, воздвигали их иногда в один день, даже в одно утро, и в тот же день освящали. Жители русского города или селения сговаривались на сходе соорудить такую «обыденную» церковь, шли в лес, рубили бревна, свозили их, а иногда из усердия на плечах сносили их на место и всем миром строили церковь во имя дневного святого. Если беда не прекращалась, строили новую обыденную церковь другому святому и т. д. Во всех русских городах XIV–XV веков было так много церквей, кто иногда нечем было их содержать, недоставало на все церкви причта, и приходилось отыскивать свободных священников, которых и призывали по временам служить в тех церквах. По главным храмам часто называли и русские города. Так, Новгород назывался городом св. Софии; Псков – св. Троицы; Московская область звалась землею Богородицы (по Успенскому собору в Москве). Река Угра на границе с Литвою называлась поэтому поясом Богородицы и т. п. Сильно заботились русские предки наши XIV–XV веков и об украшении церквей. Красивые колокольни, «доброгласные и многошумные» колокола, богатые, блистающие золотом и драгоценными камнями оклады на иконах очень занимали благочестивых русских людей.

Сильна была вера в чудотворную силу некоторых св. икон и мощей святых угодников. В разных русских городах были свои местные святыни. Москва, собирая около себя всю Русскую землю, стала собирать к себе, начиная с перенесения Владимирской иконы, и русские местные святыни с разных концов и таким образом становилась дорогим священным городом для всей Русской земли. В честь новоявленных святых и св. икон строились новые церкви устанавливались новые праздники. Постоянно совершались молебствия и крестные ходы; пред большими праздниками толпы богомольцев двигались по пути к разным монастырям, к разным местам, где была какая-либо святыня. Из северных монастырей после Троице-Сергиевской лавры в XIV–XV веках обыкновенно высоко чтился Кирилло-Белозерский монастырь (возник в XIV столетии). Строго соблюдались посты, подолгу выстаивали благочестивые русские люди в церквах на долгих праздничных богослужениях, усердно произносили молитвы, свято соблюдали всякие благочестивые обряды.

Нужда в церковном просвещении

Набожны, богомольны были русские люди того времени, но многим ли из них понятен был внутренний смысл учения церкви и Христа? Многие ли соблюдали главные заповеди Христовы? Жалобы современников на насилия, лихоимство, алчность и разные пороки, в которых погрязли русские того времени, показывают, что нет. Далеко не всегда понимали они, в чем заключается свет и правда христианства, хоть и называли себя православными христианами и гнушались всех неправославных. И винить их за это нельзя было – учить их было некому.

Татарский погром, народная нищета, поборы тяжелой дани два с половиной века не давали очнуться русскому народу. С благодатного юга орды татар оттеснили русскую жизнь на бедный северо-восток; сношения с Византией затруднились, а латинского Запада русские XIV–XV веков чуждались; с ним были сношения только торговые чрез Новгород.

Где нужда да беда, там тесно и науке. После принятия христианства книжное дело пошло было на Руси бойко. Церковные книги переписывались, переводились с греческого поучительные сочинения, составлялись сборники, жития святых; не только духовные лица заботились о книжном деле, но и между русскими князьями и боярами были «книголюбцы», которые скупали рукописи, не жалея денег, нанимали писцов списывать книги, изучали греческий язык; пробовали сами писать сочинения. Но настала тяжкая пора татарщины – и церковное просвещение начало глохнуть на Руси; глохло оно и там, где без него никак уж обойтись нельзя было – в церкви. В XIV, да и в XV веке школ на Руси почти совсем не было. Кто из русских хотел, мог перенять грамоту кое-как от духовных лиц да церковных причетников. Эти «мастера», как их звали, сами были не сильны в книжном деле, не многому могли научить своих учеников, и русским нередко приходилось ставить в священники почти безграмотных людей. Новгородский архиепископ Геннадий в своем послании митрополиту горько жалуется на это.

«Приводят ко мне, – пишет он, – мужика в попы ставить. Я велю ему читать Апостол, а он и ступить не умеет; приказываю ему дать Псалтырь, а он и по той едва бредет. Откажу я ему, – и на меня жалобы: земля, господине, такова; не можем добыть, кто бы умел грамоте... Бьет мне челом, господине, вели учить. Приказываю учить ектению, а он и к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он говорит иное. Я велю им учить азбуку, а они поучатся мало азбуке да просятся прочь и не хотят ее учить...»

Даже и высшие русские духовные лица были часто люди некнижные, своих поучений говорить не могли; понадобилось составить для них сборник готовых поучений на воскресные и праздничные дни. Но с чужим знанием и умением далеко не уйдешь. У греков наряду с хорошими книгами было немало дурных сочинений, где вкривь и вкось объяснялось Священное писание, а нередко вносились и заведомо ложные толкования. Эти книги справедливо осуждались ученым византийским духовенством, их запрещали, называли ложными, отреченными книгами (апокрифы). Наше же русское духовенство по своему невежеству пользовалось и этими книгами и усваивало различные ложные толкования. Если и высшее, избранное духовенство русской церкви XIV–XV веков – епископы, – и те не сильны были просвещением, то нечего и говорить о низшем духовенстве, о священниках, которым и простая грамотность с трудом давалась. Где было им толковать Священное писание, учить мирян, когда сами они по большей части не разумели его. Таким приходилось даже запрещать поучать народ, чтобы не сбивали его с толку. Мудрено ли, что при таком упадке русского церковного просвещения и миряне в XIV–XV веках не понимали истинного смысла учения Христова, – соблюдали церковные обряды, строго держались постов, долго и усердно молились – и думали, будто все, что требовалось от христианина, ими сделано. Даже молитвы и обряды русской церкви не могли сохраниться в полной чистоте; с ними смешивались разные языческие суеверия и обычаи.

Юродство Христа ради в русской церкви

Темна и мелка была мирская жизнь в те времена, а нравы были страшно грубы. Человеку с большим умом и чутким сердцем часто невмочь становилось жить в «миру». Лучшие деятели русской церкви XIV–XV веков, подвижники, чуждались мирян, презирали мирскую жизнь, полную греха и соблазна, бежали от нее. Человеческому уму не было тогда, где развернуться, не было для него настоящего дела: никаких наук тогда и в помине не было; общественного дела, где приходится пораскинуть умом, потрудиться на общую пользу, тоже не было; притом тогда даже думным боярам не позволялось «высокоумничать». Русскому человеку XIV–XV веков оставалось заниматься только своими мелкими житейскими делами – ум его мельчал, обращался в хитрость, в сметливость, в житейскую ловкость, в уменье обделывать свои делишки... Более чуткие русские люди, конечно, понимали, что такой мелкий ум большой цены не имеет. А в делах веры ум человеческий еще меньше ценится: здесь требовалось всем сердцем верить тому, что дано высшим, божественным разумом. Что надо было истолковать, то истолковано апостолами и святыми отцами церкви. Объяснять что-либо по-своему значило впадать в ересь, в суемудрие, в гордость. Как своеволие в мирских делах считалось преступным, так и своемыслие в делах веры считалось греховным. Таким образом, ум мог считаться источником греха. Отсюда русской церкви XIV–XV веков нетрудно было прийти к презрению ума. Были на Руси особенные подвижники – «юродивые», они отрекались не только от всех благ и радостей мирских, но и от разума, этого высшего человеческого дара. Русские юродивые старались уподобиться «детям несмысленным», прикидывались безумными, творили всякие чудачества, чтобы вызвать насмешки, брань, даже побои. Чем больше удавалось им потерпеть от легкомысленных людей, тем больше достигалась цель их подвижничества, «юродства ради Христа». Часто между русскими юродивыми были очень дальновидные, чуткие люди. Нередко они смело высказывали горькую правду сильным людям; своим детским незлобием, чистотою сердца и самоотвержением они служили живым укором своекорыстным и жестоким людям. Но людей с просвещенным умом – людей, могущих объяснять мирянам, как надо жить не только на пользу себе, но и другим, в чем состоит истинное христианское благочестие, – таких людей в русской церкви XIV–XV веков, на беду, почти не было, а в них-то и была особенная нужда.