Предисловие.

Скоро будет 30 лет тому, как я познакомился с другом, памяти которого посвящаю эту часть моего труда. Я начинал тогда работу, третий том которой является теперь в новом издании, и он постоянно с живым участием следил за ходом её. Потому кончина его – и кончина слишком ранняя – была для меня тяжелой потерей. Незадолго перед его смертью я сидел у постели больного и он, хотя очень страдал, спокойно говорил о приближающейся «эвтаназии»; я подал ему руку со словами: «мы шли путем жизни, как добрые товарищи»; он подтвердил это, пожав мою руку при своем сыне, который много лет был любимым моим учеником.

Но не по одному только чувству дружбы я посвящаю памяти Штарка этот том. Многие отделы этой части моего труда относятся к той области знания, которой с особенным интересом занималось трудолюбие ученых исследователей в нашем столетии; их изысканиями много разъяснен ход событий греко‑римской истории; точнее прежнего определены многие стороны государственного быта и народной жизни тех времен, вообще пролито много света на весь древний мир; но были высказываемы при этих изысканиях очень сомнительные гипотезы с притязаниями на достоверность. Потому я находил надобным следовать примеру человека, который в своих археологических работах шел с осмотрительною критикою, опираясь на основательное изучение источников. Во мне не было того, чтоб я с упрямым консерватизмом хотел идти избитыми путями устарелых воззрений; со времени исследований Нибура, проложивших новую дорогу работам по римской истории, трудами его последователей основные черты этой истории определены с достоверностью и точностью, так что поправки могут, вероятно, касаться только подробностей. Но именно относительно подробностей, точная разработка которых еще остается задачею позднейших историков, я полагал, что наилучшим средством избегать ошибок в них будет, если я поставлю себе задачей добросовестное исследование, как делал мой покойный друг. Когда я первоначально писал эту часть моей всеобщей истории, я уже пользовался всеми знаменитыми общими трудами по римской истории и наиболее важными из специальных исследований; сравнивая их с источниками, я старался приобрести себе верные ясные понятия; в нынешнем новом издании я точно также воспользовался трудами, явившимися после первого издания. При этом я никогда не терял из вида существенную цель моей работы: при изложении истории отдельных народов и государств постоянно держаться всемирно‑исторической точки зрения и принимать, как историческую истину, только те результаты исследований, которые представляются сообразными с общим естественным ходом развития человечества. Этой точки зрения держался я уже в греческой истории, как и говорил в предисловии ко второму тому; в римской истории я считал надобным еще заботливее следовать тому же правилу. Характеристической особенностью греческого народа было развитие индивидуальности, выработка чисто человеческих элементов (совпадавших, правда, с национальными греческими). Такой характер, всегда ведет к партикуляризму, к специфическому патриотизму. Потому мы видим, что греческий народ не мог подняться на такую высоту государственной жизни, на которой объединялись бы части его в обширное государственное целое; греческие государства все больше и больше дробились, распадались до самого своего поглощения римским государством. Но греческий гений всегда оставался солью земли; поэтические, философские и художественные создания греков, возникавшие из человеческой природы, имели целью и результатом возвышение души, развитие внутренней жизни индивидуального человека; их идеи и формы действовали подобно законам природы на весь культурный мир. Совершенно иное мы видим в римской истории. Узкая национальная ограниченность первобытного времени, постепенно расширяясь, создает величественное космополитское государство; движущий принцип, основная завоевательная сила римского народа – государственная и юридическая мысль; «civis romanus» – высшее выражение человеческой индивидуальности, по понятию римлян; в гражданине исчезает личность, человек лишь атом во вселенной, он приобретает значение лишь как член народа. Только когда эллинизм присоединился к романизму, общечеловеческое образование соединилось с государственной и юридической мыслью и общие идеи века проникли в римскую республику, получил и романизм ту многосторонность, ту всеодолевающую силу, благодаря которой он, более чем на тысячу лет, определил характер жизни запада, римская культура, политические и юридические формы римского государства получили господство над организмом жизни западных народов. Этот процесс, посредством которого Рим, бывший первоначально маленькой республикой поселян, возвысился силою воли к политической рассудительностью своих сограждан, стал огромным государством и чрез усвоение греческой культуры приобрел способность исполнить предназначенную ему судьбою миссию великого италийско‑греческого государства, образует содержание настоящего тома. Во всемирной истории едва ли есть предмет более величественный; это разнообразная поразительная картина человеческой и народной жизни; ничего, более потрясающего душу, не может создать воображение. Это – всемирно‑историческая драма, вызывающая в нашем сердце все человеческие аффекты. Я добросовестно старался изобразить этот великий исторический процесс достойным фактическим изложением и желал пробудить в читателе те впечатления, какие имел сам. Потому я смею выразить надежду, что этот том в своем переработанном виде не будет сочтен совершенно недостойным занять место в ряду трудов, имеющих своею целью сделать в ясной сжатой форме историческое знание доступным массе публики.

Гейдельберг. Февраль, 1883.

Георг Вебер.