После расширения в 1931 – 1932 гг. принудительных заготовок в колхозах, наметился резкий спад производства: крестьяне не хотели задарма отдавать весь свой труд государству. Это привело зимой и весной 1932/1933 гг. к массовому искусственному голоду в сельских районах Украины, Дона, Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Южного Урала и Казахстана. Число умерших от голода, по разным оценкам, от 2 до 5 и даже до 7 млн. чел. Наблюдения во время поездки по югу России и легли в основу стихотворения Осипа Мандельштама «Холодная весна. Голодный Старый Крым…» (см. полный его текст на нашем сайте).

Жена поэта, Н. Я. Мандельштам, пишет

Мы приехали с диким багажом: на месяц пришлось взять с собой хлеба. Вся страна сидела на пайке, а на Украине, на Кубани, в Крыму был форменный голод. Раскулачиванье уже прошло, остались только слухи и толпы бродящего народу. Старый Крым в испуге как-то сжался. Ежедневно рассказывали, как ночью проломали стену, залезли в кладовую и вытащили всю муку и крупу. Именно это было предметом грабежа. Целый день к воротам подходили люди. Откуда? С Кубани... С Украины. Они рассказывали, как целиком выселялись громадные станицы, как раскулачивали и усмиряли... Стихотворение о Старом Крыме фигурировало в «деле» О. М. 34 года – клевета на строительство сельского хозяйства. Из этих стихов ясно, что мы приехали в Крым ранней весной, когда цветет миндаль. Обонятельное ощущение – дым – всегда к ночлегу, к дому. Дымок – это мысль о жилье. «Рассеянная даль» была вначале «расстрелянной», но это показалось. О. М. чересчур прямым ходом. Кубань и Украина названы точно – расспросы людей, бродивших с протянутой рукой. Калитку действительно стерегли день и ночь – и собаки, и люди, чтобы бродяги не разбили саманную стенку дома и не вытащили последних запасов муки. Тогда ведь хозяева сами стали бы бродягами.

Никита Струве в книге «Осип Мандельштам» отмечает:

Весной 1933 года Мандельштам в Крыму может убедиться воочию в ужасных последствиях коллективизации. Если прозаики (Пильняк, Платонов) отразили в своем творчестве то, что можно назвать одним из величайших преступлений против человечества[1], Мандельштам, пожалуй, единственный из всех поэтов, посмел коснуться этой страшной темы в стихах и дать ей соответствующее космическое измерение катастрофы.