Появление Лжедмитрия II

Давно ожидаемый мятежниками Дмитрий наконец явился. Это было незадолго до взятия Тулы. Кто был этот второй Лжедмитрий, трудно сказать – так разноречивы известия о нем. Наиболее вероятное сказание гласит, что он родом был из Стародуба; отсюда переселился в Белую Русь, где промышлял учительством, обучал детей грамоте. Бездомный скиталец и бедняк, он ходил в изодранном тулупе, в бараньей шапке даже летом: по бедности не мог он обзавестись летней одеждой. Из Могилева он перешел в Пропойск. Здесь его почему-то сочли шпионом и засадили в тюрьму. Чтобы избавиться от беды, он назвался боярином Нагим, дядею царя Дмитрия. Ему поверили, и приказано было его отпустить. К нему пристало несколько таких же проходимцев, как и он. Мнимый Нагой и приставшие к нему явились в Стародуб, где распустили молву, что сюда скоро прибудет царь Дмитрий. Один из товарищей самозванца, подьячий Рукин, приехал в Путивль и стал рассказывать, что Дмитрий в Стародубе. Путивляне его задержали и стали добиваться верных известий.

– Мы тебя замучим, – говорили они Рукину, – если ты не укажешь нам царя.

Под стражею нескольких путивлян Рукин был отправлен в Стародуб. "Где царь?" – стали спрашивать у мнимого царского дяди; тот ответил, что не знает. Тогда стародубцы и путивляне принялись за ложного вестовщика, стали Рукина бить беспощадно кнутом, приговаривая при этом: "Скажи, где Дмитрий!" Рукин не стерпел муки и закричал:

– Смилуйтесь, ради Николы Чудотворца! Я укажу вам Дмитрия. Его отпустили.

– Вот Дмитрий Иванович, – сказал он, указывая на мнимого Нагого. – Он потому не объявился сразу, что не знал, рады ли вы будете ему!

Указанному Лжедмитрию нетрудно было смекнуть, что ему удобнее назваться этим именем и воспользоваться почетом и выгодами царского звания, чем упорствовать в прежнем своем самозванстве – выставлять себя Нагим: от него могли потребовать во что бы то ни стало указания, где царь, а в случае упорства, пожалуй, подвергнуть и пытке. Сообразив все это, он принял повелительную осанку и грозно прикрикнул на Стародубцев, истязавших Рукина. Те, пораженные решительным видом Лжедмитрия, повалились ему в ноги и закричали:

– Виноваты, государь, не узнали тебя! Помилуй нас! Рады тебе служить против недругов твоих.

С колокольным звоном стародубцы повели "царя" в город (замок), где устроили ему жилище, принесли ему дорогие подарки и деньги.

Из Стародуба разосланы были грамоты по северским городам; все русские люди призывались на службу своему царю, новому Лжедмитрию. Отправлены были грамоты и в Москву.

– С Божией помощью, – говорилось в них, – Дмитрий спасся от убийц, благодарит московских людей за то, что они помогли ему добыть престол, и просит их, чтобы в другой раз посадили его на царство.

В северской земле, где давно уже ходили слухи о спасении Дмитрия и ждали его с нетерпением, скоро набралось несколько тысяч охотников послужить ему.

Гулящего люда, как сказано, в Северском краю, а также в Литве, в русских украинах было вдоволь; эти свободные силы, не привязанные ни к какому делу, искали выхода. Нужен был только благовидный повод для похода, а охотников до разгульной походной жизни и добычи было много среди вольнолюбивых жителей русской и литовской украины; притом же удачный поход Лжедмитрия I, обогативший иных сподвижников его, соблазнял многих. Вот почему нетрудно было навербовать себе сильное полчище и второму Лжедмитрию. Но он вовсе не походил на первого: тот, конечно, был убежден в своем царственном происхождении и в своем праве на престол, хотя убежден ложно, обманутый другими и названный Дмитрием, а этот Лжедмитрий II был сознательный обманщик, в полном смысле слова – самозванец. Человек он был ловкий, сметливый, но развращенный, нерешительный и подозрительный; он постоянно опасался, что его выдадут... Случайно назвавшись Дмитрием, он пытался при первых же действиях своего полчища, когда начались распри и несогласия, бежать, но его не пустили: он нужен был тем, которые думали действовать его именем.

 

Поход Лжедмитрия II к Москве

Со всех сторон стекались к второму Лжедмитрию военные силы: из Литвы явился знаменитый наездник Лисовский, бежавший от смертной казни; прибыли со своими отрядами несколько именитых польских панов – охотников до боевой жизни. Целыми сотнями являлись шляхтичи: тут были должники, бежавшие от заимодавцев, были преступники, спасавшиеся от наказания, промотавшиеся и проигравшиеся люди. Весь этот сброд смотрел на войну как на ремесло, как на средство нажиться.

Явились на службу к Лжедмитрию II и запорожцы. Донских казаков привел Заруцкий. Таким образом собрались очень значительные силы. Это полчище всяких проходимцев и хищников под знаменами самозванца хлынуло на Русскую землю. Гетманство, или главное начальство над военными силами, взял на себя поляк князь Рожинский.

Весть о том, что царь Дмитрий жив и идет с большой силой отнимать свое царство у Шуйского, быстро разнеслась по Русской земле. Лжедмитрию II сдавались город за городом: сдались Карачев, Брянск, Орел. Отсюда разосланы были грамоты, увещавшие народ отступиться от Шуйского и не верить другим самозванцам, которые тогда появлялись один за другим в разных местах.

Весною 1608 г. самозванец двинулся из Орла к Москве. Под Болховом царское войско было разбито, и Лжедмитрий быстро двинулся к столице. В это время только что кончились здесь переговоры с польскими послами и заключено было перемирие на три года: Шуйский обязывался отпустить в Польшу Мнишека с дочерью и всех поляков, задержанных в Москве после мятежа 17 мая; а король должен был отозвать всех поляков, приставших к самозванцу, и вперед не верить и не помогать никаким самозванцам. Королевские послы известили Рожинского и товарищей его об этом условии перемирия; но те и внимания не обратили – заявили, что ничьих приказов слушать не намерены.

1 июня Лжедмитрий II подошел к Москве и расположился станом в селе Тушине. В первой битве под Москвой, на реке Ходынке, самозванец потерпел неудачу; но все-таки положение Шуйского было неутешительно: не только ни один поляк не покинул Тушинского стана, но чуть ли не каждый день являлись сюда новые шайки и поляков, и русских. Прибыл в стан между прочими и Ян Сапега, знатный польский пан, осужденный в своем отечестве за буйство. Толпы русских тоже со всех сторон стекались в Тушино. На службу к самозванцу, прозванному теперь Тушинским вором, являлись и знатные русские бояре: князья Трубецкой, Черкасский, Сицкий, Засекины и др.

Узнавши, что Мнишек с дочерью возвращается в Польшу, Тушинский вор послал отряд перехватить их на дороге. Это ему удалось. Мнишеку обещано было триста тысяч рублей и несколько городов, и этот продажный человек вместе с другими уговаривал дочь свою, чтобы она признала самозванца своим мужем. Та долго противилась, наконец, волей-неволей должна была согласиться. Признание Мариною Лжедмитрия II своим мужем сильно ему помогло: многих, колебавшихся еще признать его царем Дмитрием, это убедило. Северные города стали один за другим сдаваться ему.

 

Стан Тушинского вора под Москвой

Сбродное полчище Лжедмитрия II, водворившееся в Тушине, представляло пеструю смесь: тут были нарядные польские гусары в шишаках и кольчугах с длинными копьями в руках; были и запорожцы, вооруженные самопалами и копьями, узнаваемые с первого взгляда по красным шароварам да бараньим шапкам; донцы и московские люди были одеты очень разнообразно, смотря по состоянию, отличались они своими колпаками, высокими стоячими воротниками и длинными рукавами, собранными в складки, многие из них вооружены были луками и колчанами со стрелами. Из нескольких наречий, на которых говорили в стане Тушинского вора, чаще всего слышалась южнорусская речь: главные силы Лжедмитрия II состояли в запорожских казаках, их было тысяч двадцать, и донских казаков тысяч пятнадцать. Затем было много московских людей. Усчитать их было трудно даже для вождей самозванца, так как беспрестанно то являлись новые шайки в Тушино, то уходили отсюда.

Наступила осень. Надо было подумать о зимовке. Скоро Тушино стало обстраиваться: из хвороста делали загоны для лошадей, рыли для простых воинов землянки и устраивали в них печи. Люди познатнее и побогаче ставили себе избы. Для "царя" и "царицы" соорудили просторные хоромы. Стан Тушинского вора стал походить на оживленный город. Торговцев сюда понаехало тысяч до трех. Все, что требовалось для разгульной, веселой жизни, продавалось в изобилии; пива, меду и водки было разливное море. Пьянство, дикий разгул, игра в карты, ссоры, драки, даже убийства – вот что наполняло жизнь тушинцев. Присутствие "царя" Лжедмитрия II никого не стесняло. Польские вожди на него мало обращали внимания, называли его "цариком". Шайки поляков и казаков рыскали по окрестностям Тушина и Москвы, разбойничали по всем дорогам, грабили жителей, творили всякие бесчинства и возвращались в стан обремененные добычей. Лжедмитрий II не сдерживал хищников, да если бы и хотел, то был бы не в силах обуздать их своеволие. Тушино скоро обратилось в глазах народа в гнездо разбойников. Монастыри, где сообщники Тушинского вора чуяли богатую добычу, служили сильной приманкой для них. Им не раз уже удавалось грабить монастыри, а над несчастными иноками всячески издеваться. Сапега с Лисовским задумали завладеть Троице-Сергиевской лаврой, которая славилась своим богатством. Василий Шуйский, проведав о том, что поляки идут к Троице, выслал войско, чтобы помешать им, но Лисовский разбил эту рать наголову и забрал множество пленных. Эта неудача сильно повредила злосчастному Шуйскому, беды да невзгоды одна за другой обрушивались на него. Служилые люди стали самовольно разъезжаться из царской рати по своим поместьям, боясь, что тушинцы выместят на женах и детях их свою злобу за их службу Шуйскому. Многие задумывались, кому лучше служить: тушинскому ли "царику" Лжедмитрию II или московскому "полуцарю". Шуйский, по словам летописца, сам видел, что над ним гнев Божий, и обращался то к молитве, то к гадальщицам, то беспощадно казнил изменников, то заявлял москвичам:

– Кто хочет мне служить, пусть служит и сидит в осаде, а кто не хочет – пусть идет себе, я никого не неволю!

Никто еще не посмел сказать Шуйскому, что не хочет служить ему; все клялись ему в верности, но многие на другой же день бежали в Тушино. Побывши там, послуживши Лжедмитрию, изменники возвращались с повинной головой к Шуйскому, получали от него жалованье, а чрез несколько времени снова ехали в Тушино, чтобы получить награду от Тушинского вора. Случалось, что некоторые раз пять или шесть перебегали туда и сюда, нарушая присягу. Таких называли "перелетами". Бывали и такие случаи, что иные, оставаясь в Москве на службе у Шуйского, отпускали своих сыновей или родичей на службу к самозванцу и рассуждали при этом так:

– Если возьмут Москву, нам будет легче, когда родня наша служит в Тушине.

Иногда родные и близкие люди собирались вместе в одном доме, обедали вместе, а после обеда одни отправлялись к царю Василию во дворец, а другие – в Тушино, к Лжедмитрию. Торговцы московские как ни в чем не бывало возили в изобилии из Москвы в Тушино всякие припасы и товары и потом возвращались в столицу, где все день ото дня дорожало... 

 

Осада Троицкой лавры

В то время как в Москве обнаруживалась такая "шатость", иноки Троице-Сергиевской обители показали пример высокой доблести и непоколебимого мужества.

Троицкая лавра сильно мешала тушинцам: этот монастырь стоял на пути из Москвы в Заволжский край, а по этой дороге провозились в столицу припасы. Иноки вместе с воинами часто перехватывали разъезды Тушинского вора, а, главное, своею верностью и преданностью царю Василию давали высокий нравственный пример и удерживали многих от измены; стало быть, не одна корысть, но и военные расчеты побуждали тушинцев овладеть богатой лаврой.

– Доколе будут, – говорили поляки Лжедмитрию II, – мешать тебе вороны эти, возгнездившиеся в каменном гробе? Доколе старцы будут вредить нам повсюду? Не только на путях вестников наших хватают, из лесов выходя, как звери, но и смертям лютым предают без пощады; притом и все грады развращают, учат служить царю Шуйскому...

23 сентября 1608 г. воеводы Тушинского вора Сапега и Лисовский стали под Троицкой лаврой. У них было тысяч тридцать войска: тут были и польские отряды, и казаки, и русские изменники.

Троицкая лавра еще при Иване IV была ограждена каменными стенами, вышиной в четыре сажени, толщиной в три, с высокими башнями и глубоким рвом. Предвидя опасность для монастыря, царь заранее послал туда небольшие отряды служилых людей и стрельцов. Всех способных оборонять Троицкую лавру от банд Лжедмитрия II было около трех тысяч, считая и монахов, из которых некоторые, конечно, знали военное дело, так как были из ратных людей. Воеводами были князь Григорий Долгорукий-Роща и дворянин Алексей Голохвастов. Они сожгли монастырские слободы, чтобы ими не воспользовался неприятель. Троицкая лавра наполнилась множеством народа, лишенного крова: больные, калеки, старцы, женщины, дети искали здесь убежища. Теснота и необходимость прокормить множество людей могли сильно мешать обороне, но иноки всех принимали.

– Святой Сергий, – говорили они, – не отвергает несчастных!

Обитель поспешно готовилась к защите: расставлялись пушки на стене; указывались места и обязанности защитникам. Архимандрит Троицкой лавры Иоасаф, человек кроткий, способный водворять мир и согласие между людом, наполнившим монастырь, привел воевод и всех защитников к присяге над гробом св. Сергия. Все целовали крест на том, что будут "сидеть в осаде без измены!". Друг друга ободряли, клялись умирать, но не сдаваться Лжедмитрию II; дело шло не только о том, чтобы постоять за отечество, но и о том, чтобы не дать святыню, гроб св. Сергия, на поругание "поганым ляхам", ненавистным иноверцам, которые ругались уже не раз над православной святыней.

Защитники Троице-Сергиевой лавры. Картина В. Верещагина

 

Напрасно пытались воеводы Тушинского вора склонить Троицкую лавру к добровольной сдаче, обещая не только пощаду, но и "пожалование от царя Дмитрия Ивановича", а в случае сопротивления грозили истреблением; они получили из лавры ответ, который оканчивался такими словами:

– Оставить повелеваете христианского царя и хотите нас прельстить ложною, тщетною лестью и суетным богатством! Богатства всего мира не возьмем за свое крестное целование!

Отряды Лжедмитрия II расположились вокруг монастыря, ставили туры, копали рвы, делали насыпи и открыли огонь из восьмидесяти орудий. К счастью для осажденных, неприятельские пушки были небольшие и значительного вреда не причиняли монастырским стенам.

13 октября люди Тушинского вора попытались взять Троицкую лавру приступом. С громкими криками поляки бросились к стенам обители – катили пред собой тарасы на колесах, чтобы защищаться от выстрелов, несли лестницы для приступа. Дело было к вечеру, но все защитники вовремя явились на своих местах и открыли по неприятелю такой огонь из пушек и пищалей, что у него пропала всякая отвага, и он поспешно отступил, побросав даже свои лестницы и тарасы. Убитых и раненых было много. Русские сделали вылазку и захватили брошенные лестницы и тарасы – несколько дней не надо было выходить из ограды Лавры за дровами.

Эта удача придала русским духу, а у солдат Лжедмитрия II поубавила спеси... Осажденные не только храбро отбивались, но сами делали частые вылазки, нередко приводили пленных и от них добывали сведения о силах и намерениях врагов. Раз от одного пленного проведали, что враги ведут под стену подкопы, хотят взорвать Троицкую лавру. Эта весть поразила всех... Страшная мысль, что вот-вот грянет взрыв, томила всех, даже и самых бесстрашных. Долго, сколько ни бились, никак проведать не могли, с какой стороны ведется подкоп; рыли в разных местах под башнями и стенами слуховые колодцы, но не дознались ничего. Страх и томительное ожидание неминучей гибели все сильнее и сильнее обуревали осажденных. Несколько раз делались вылазки, чтобы найти, откуда ведется подкоп, или чтобы добыть "языка", т. е. пленного, который мог бы сказать это. Наконец удалось на одной из вылазок поймать раненого казака, от которого и допытались, что подкоп люди Лжедмитрия II ведут под Пятницкую башню Троицкой лавры. Тогда наскоро стали против этой башни строить новое укрепление, чтобы обороняться в случае, если бы врагам и удался взрыв... Стали очищать и рыть потайные подземные ходы. Несколько раз делали вылазки, чтобы найти и уничтожить подкоп, но все напрасно. Наконец двум крестьянам удалось добраться до устья подкопа, еще не доведенного до конца. Они, недолго думая, вскочили туда и зажгли порох; раздался взрыв; погибли и русские удальцы, но работа врагов была уничтожена, и монастырь был спасен от этого подкопа.

Пятницкая башня Троицкой лавры

 

Осажденные ободрились, увидев в этом Божие милосердие и заступничество св. Сергия. Церковная служба и пение не умолкали в церквах Троицкой лавры.

После неудачного приступа и попытки взорвать монастырь Сапега и Лисовский порешили взять обитель долгой осадой, "измором", как выражались русские.

Наступила зима. Отряды Тушинского вора расположились по избам, наскоро построенным, да по землянкам. Припасы и все нужное для себя поляки добывали грабежом по окрестностям. Из Троицкой лавры по-прежнему делались вылазки. Многие из защитников прославились и своей удалью, и силой.

С наступлением зимы все тяжелее становилось "троицким сидельцам". Трудно было добывать дрова; приходилось отбивать их у людей Лжедмитрия II с боем; иногда шли за ними с оружием в руках и не возвращались... Наконец, от тесноты в монастыре начались болезни. Пока было тепло, толпы народу помещались на открытом воздухе, на дворе, а теперь, как настали холода и морозы, все сбились в тесных каморках и кельях. Теснота внутри Троицкой лавры была ужасная. В хорошей пище чувствовали уже недостаток. Воду пили испорченную. Открылась цинга: пухли десны, вываливались зубы... У других на теле появлялись раны. От тесноты сильно распространилась зараза. Присмотру не было. Иные заживо гнили. Смертность день ото дня росла. Сначала ежедневно умирало до 20 человек, а потом стали хоронить по тридцать и более в сутки. Похоронное пение и плач раздавались в Троицкой лавре с утра до вечера каждый день... Много троицких "сидельцев" было побито на вылазках, еще больше погибло от болезней. Воины гибли более, чем "едоки", т. е. немощные, старцы, женщины, которых надо было кормить. Из монастыря удалось переслать в Москву челобитную. Воеводы умоляли царя прислать им свежих ратных сил и пороху; Шуйскому трудно было исполнить эту просьбу: он сам был в стесненных обстоятельствах.

В Москве в это время жил келарь Троицкой лавры Авраамий Палицын (описавший оборону ее со слов защитников). Это был человек очень деятельный и умный. Сильно хлопотал он, чтобы послана была помощь Троицкой лавре. Патриарх Гермоген тоже настаивал на этом. Царь послал отряд, но незначительный, человек в шестьдесят. Им удалось пробраться в лавру и пронести туда двадцать пудов пороху.

Всадники. Эпизод осады Троице-Сергиевой лавры. Картина М. Нестерова

 

Горсть этих воинов не могла, конечно, восполнить убыли в людях. Болезнь по-прежнему свирепствовала и смертность в Троицкой лавре росла. На беду, начались несогласия и пререкания между монахами и ратными людьми. Стрельцы жаловались, что старцы плохо их кормят... Но всевозможные невзгоды и бедствия не сломили решимости "троицких сидельцев" умереть, но не сдаться. Прошла зима. Хотя болезни продолжались, но все же стало легче, можно было здоровым больше быть на воздухе и не томиться в тесноте и духоте... Воеводы Тушинского вора упорно продолжали осаду; но осажденные вовсе не помышляли о сдаче, делали даже вылазки, хотя и реже, чем прежде. До обители дошли слухи, что скоро Скопин-Шуйский приведет на выручку Москвы и лавры большое войско и шведскую вспомогательную рать.

Долгая и бесплодная осада, видимо, начинала уже томить и отряды Лжедмитрия II. Сапега снова попытался взять монастырь приступом; он знал, что уж немного оставалось защитников. 27 мая неприятельский стан пришел в движение... Многие всадники объезжали Троицкую лавру, видимо высматривая что-то; другие гарцевали на своих конях пред монастырем и грозили своими саблями...

Осажденные поняли, что люди Тушинского вора готовят приступ, и стали готовиться к отпору. Монахи взяли оружие в руки; женщины стали на стенах с камнями, огнем, смолою, серою и известью. Архимандрит со старейшими монахами молился в церкви. Наконец, к ночи, в сумерках, начался приступ.

Оборона Троице-Сергиевой лавры. Картина А. Кившенко

 

Сторонники Лжедмитрия II, по сказанию Авраамия Палицына, вечером, когда стемнело, стали тайком подбираться к стенам Троицкой лавры, некоторые даже ползком, "аки змии", и везли с собой лестницы, туры и всякие "стенобитные хитрости" (машины). Несколько времени хранилась полная тишина... Вдруг грянул пушечный выстрел. Это был знак к нападению. Тогда с громким криком и трубным звуком бросились враги к стенам Троицкой лавры, думали дружным нападением завладеть ими. Но осажденные стали разить нападавших из пушек и пищалей, не допускали их ставить лестницы к стене, метали в ляхов камни, обдавали их кипящей смолой, бросали в них зажженную серу и засыпали глаза им известью. С рассветом неприятель отступил с большим уроном, ничего не добившись... Осажденные в свою очередь выскочили из ворот и ударили на отступавших и захватили несколько десятков пленных. На следующий день Сапега повторил приступ, но опять безуспешно.

Этим и кончились попытки ратей Тушинского вора силой овладеть Троицкой лаврой. Скоро они принуждены были и вовсе снять осаду. Доблестная оборона обители в течение 16 месяцев показала блестящий пример того, что может сделать горсть людей, одушевленных высоким чувством. Пример этот вдохнул лучшим русским людям новые силы на защиту родной земли. 

 

Разорение России отрядами Тушинского вора

В то время как Троицкий монастырь мужественно отбивался от врагов, многие северные города, захваченные врасплох, достались без борьбы отрядам Лжедмитрия II. Суздаль, Владимир, Переяславль-Залесский сдались без сопротивления. Когда тушинцы подошли к Ростову, не имевшему крепких стен, то ростовцы порешили бежать в Ярославль, но Филарет, ростовский митрополит, воспротивился этому; он говорил, что не бегством, а кровью должно спасать отечество, что мученическая смерть лучше позорной жизни. Он с немногими воинами и гражданами, пожелавшими умереть с ним, заперся в соборной церкви. Все исповедовались и причащались, готовились к смерти. Не ляхи, а изменники переяславцы стали ломиться в церковь, стреляли в нее и диким криком отвечали на увещания митрополита опомниться и не быть извергами. Бывшие с Филаретом люди бились в храме с ратниками Лжедмитрия II до изнеможения, защищая своего пастыря. Церковь наполнилась убитыми. Злодеи принялись грабить храм, схватили митрополита, сорвали с него богатое облачение, одели в рубище и отвезли в Тушино, как пленника. Лжедмитрий встретил его с большим почетом как племянника царицы Анастасии, назвал его даже патриархом, но держал его под строгим надзором как непреклонного сторонника царя Василия... Город за городом сдавались Тушинскому вору: Углич, Кострома, Вологда и др. Некоторые города были взяты силою: Тверь, Шуя (наследственное владение князей Шуйских). Двадцать два города присягнули Тушинскому вору. Во Пскове чернь волновалась в пользу его. Самозванец всем добровольно переходящим к нему жителям обещал "тарханные" грамоты, по которым они освобождались от всяких податей. Обещаниями этих льгот Лжедмитрий II особенно сманивал на свою сторону городскую чернь и крестьян.

Но недолго продолжалось торжество самозванца на севере; скоро все убедились, что обещаниям этим верить нельзя. Тушинцы не только стали производить небывалые поборы с жителей, но даже попросту грабили их.

Осада Троицкой лавры надолго задержала тушинцев – понадобились им денежные средства и всякие припасы. А где их было взять? Приходилось все нужное брать у жителей подчиненных городов. Нередко случалось, что Лжедмитрий II посылал своих сборщиков, а Сапега своих; и те, и другие собирали с жителей всякие поборы вдвойне. Эти сборщики часто обращались в настоящих разбойников, беспощадно грабивших ради своей личной выгоды. "Тушинские воры", как стал звать народ этих грабителей, не только грабили, но всячески мучили жителей, монахов, ругались над святынею; хватали по монастырям старцев-монахов, заставляли их плясать и петь непристойные песни, а тех, кто противился, предавали смерти.

Далеко вокруг Тушина Русская земля запустела от грабежей людей Лжедмитрия II. В безлюдных деревнях и селах, по словам современника (Авраамия Палицына), ютились дикие звери: медведи, волки и лисицы, а люди скрывались в лесах... Хищные звери и птицы терзали трупы погибших людей повсюду, где проходили тушинцы. Полевые птицы свивали себе гнезда в людских черепах... Разграбивши православные церкви, "нечестивые ляхи" ругались над священными вещами: кололи иконы на дрова, церковные сосуды употребляли на своих попойках, церковными пеленами покрывали лошадей, как попонами...

Молва о зверствах и кощунстве приверженцев Лжедмитрия II быстро разносилась вдоль и поперек по Русской земле, заходила и туда, где еще не видали тушинцев... Злоба к ним быстро росла повсюду. Жители далеких городов, еще не занятых неприятелями, стали пересылаться между собою грамотами, убеждая друг друга повременить, пораздумать, кому служить: московскому ли царю или тушинскому. Лжедмитрий понимал, что его дело губят злодеи, которые, под видом сборщиков дани, грабят народ, но поделать ничего не мог. Полчище его более всего и состояло из воровских казаков да ляхов, приставших к нему ради наживы.

Грабежи и насилия тушинцев вывели наконец из терпения народ. В разных местах вспыхнули крестьянские восстания против людей Лжедмитрия II. Начинают и города один за другим подниматься против них: Галич, Кострома, Вологда, Городец, Кашин и др. почти в одно время отложились от тушинского царя.

Тяжело было положение Василия Ивановича в Москве. Большинство его не любило. Вражда к нему уже не раз явно сказывалась в столице; но все же лучшие русские люди, которым дорого было отечество и православие, стояли за Василия Ивановича, понимали, что предаться Тушинскому вору значит погубить родную землю. Вот почему попытки свергнуть Шуйского не удавались, но все-таки трудно было держаться на престоле ему, "полуцарю", не любимому народом, нерешительному и неудачливому, и притом в Смутное время, когда нужен был вождь смелый и решительный. Хоть в стане Лжедмитрия II и происходили беспорядки, даже мятежи, но Василий Иванович не в силах был воспользоваться ими. Под Москвою шли довольно часто битвы, но мелкие. Летом 1609 года произошла здесь последняя значительная битва; русские одержали верх и оттеснили врагов. Скоро после этого полчищу Тушинского вора были нанесены более сильные удары.