Творчество Василия Андреевича Жуковского

«Мысли при гробнице» (1797 г.) – первое произведение Василия Андреевича Жуковского (1783-1852), а «Странствующий жuд» (1851 – 1852) – последнее. Между началом и концом есть внутреннее единство; вся литературная деятельность Жуковского отличается поразительной цельностью: его творчество, прежде всего, есть выражение его яркой индивидуальности, несмотря на то, что количественно переводы даже преобладают  над  оригинальными произведениями.

 

Жуковский. Краткая биография. Иллюстрированная аудиокнига

 

Жуковский – один из наиболее субъективных русских поэтов. Понять его личную психологию значить понять сущность его творчества. Природные качества, и внешние условия жизни (помещичья среда, женское общество, благородный пансион, масонский пиетизм Тургенева, литературные настроения эпохи сентиментализма) содействовали развитию в Жуковском чувствительности, мечтательности, любви к добродетели и благочестия «Совершенствоваться..., час от часу привязываться ко всему доброму и прекрасному» – вот путь, который с юных лет наметил себе поэт. Слова «добродетель», «Бог», «жизнь» и «смерть» не сходят у него с языка, и слова эти Жуковский произносит спокойно и благоговейно, как человек, уже обретший тихую пристань. Тревожные сомнения и мучительные искания были чужды его творчеству: он сразу получил готовое миросозерцание и всю жизнь остался ему верен, только развивая свои взгляды и отчасти, пожалуй, углубляя их.  Жуковский твердо знает, как надо жить, и в чем счастье человека. Счастье  прежде всего в удовлетворении  запросов чувствительного сердца. «Для дружбы все, что в мире есть, любви весь пламень страсти», – говорил поэт. В любви душа «вкушает сладость рая, земное отвергая, небесного полна». Он испытал эти неземные радости идеальной дружбы и платонической любви, а вслед за этим познал и всю горечь утрат. Сила этих утрат – такова, что Жуковский превращается в меланхолического  певца  прошедшего. Меланхолия, хорошо знакомое ему настроение, возводится в общий психологический закон. Только прошедшее – неизменно, рассуждает Жуковский. Оно не умирает, оно еще возвратится нам там, за дверью гробовою; это «нездешнее» будущее так  же верно, как и прошедшее; а настоящее может и должно перемениться, его, в сущности, нет; о нем нужно забыть, отдавшись мечтам о прошлом и будущем.

«На земле всего верней мечтать»; воображение – наш лучший друг, тогда как ум – «всех радостей палач»: «спокойствие – в незнании». И Жуковский, не будучи в своём творчестве крайним фантастом, погружается в тихую и унылую мечтательность, отдается во власть капризной богини фантазии. Его душа, «ленивая сибаритка», смотрит на жизнь «сквозь сон поэтический». От «низости настоящего» Жуковский охотно бежит в мир народных сказаний, будет ли то легендарный Восток, классическая Греция, поэтическое средневековье или русская сказочная старина. Поэт былого, Жуковский вместе с тем и поэт далекого, экзотического.

 

Религиозность в творчестве Жуковского

Убаюкиваемый поэтическими грезами своего творчества, он «среди губящего волненья жизни» сумел сохранить светлое  миросозерцание  философа-оптимиста. Его оптимизм непоколебим, потому что его корни лежат в глубине религиозных убеждений. Жуковский не только твердо усвоил традиционную систему верований, но и опоэтизировал ее.  Вселенная – «необъятный океан света, коего волны быстро летят и гармоническим громом своим славят Вседержителя». Земля – одна из светлых пылинок, составляющих вселенную. Жизнь людей, руководимая верой, надеждой и любовью, полна глубокого смысла; «земная жизнь – небесного наследник», и путь человека «лежит по земле к прекрасной, возвышенной цела». Отблеск небесного в творчестве Жуковского падает на земное и святит его. Все, что на земле и мило, и священно, как призрак, мелькает там, «за синевой небесной, в туманной сей дали»; порою светлое предчувствие поднимает покрывало и в далекое манит. Самые «красоты природы» «пленяют нас не тем, что они дают нашим чувствам, но тем невидимым, что возбуждают в душе и что ей темно напоминает о жизни и о том, что далее жизни». За внешним, видимым миром поэт прозревает «святые таинства»; его «смятенная душа полна пророчеством великого виденья и в беспредельное унесена». Чувство божественного и беспредельного наполняет сердце Жуковского, и в лучшие минуты творчества «горе душа летит» («Невыразимое», «Таинственный посетитель», «Мечта» а пр.). Но благочестивый поэт не дерзает поднимать таинственное покрывало; потусторонний мир не объективируется им в художественных образах, остается одно религиозно-поэтическое настроение, которое и выражается в возвышенно-лирическом тоне его творчества.

 

Кипренский. Портрет Жуковского

Орест Кипренский. Портрет Василия Андреевича Жуковского, 1815

 

Религиозные взгляды Жуковского определили собою и его общественно-политические идеи. «Твой рай и ад – в тебе!» еще юношей восклицал Жуковский. Важны не внешние формы жизни, а внутренний мир человека, его душа. Ведь «на земле все для души: царства и род человеческий суть только явления, существует одна душа». Это – идеалистический индивидуализм. Невидимая рука промысла управляет жизнью вселенной; пусть человек не вопрошает Создателя, а слепцом идет «к концу стези ужасной»: «в последний час слепцу все будет ясно». Мало того, даже «желать чего-нибудь страстно – значит мешаться в дело Провидения». И Жуковский выступает проповедником пассивной покорности как в личной жизни, так и в делах общественных и политических. В творчестве Жуковского Венценосные помазанники – представители Бога на земле; лучший строй – монархический. «Политические разрушительные вулканы» возможны лишь при условии «дерзкого непризнания участия всевышней власти в делах человеческих». Отсюда резкое осуждение Жуковским восстания декабристов и глубокое негодование против европейских революционеров. Спасение как России, так и всей Европы – в религии и самодержавии.

 

Романтизм и творчество Жуковского

По основному характеру своего настроения и по формам своего поэтического творчества Жуковский теснейшим образом примыкает к школе сентиментализма, к школе Карамзина, которого он торжественно называл своим учителем. В качестве переводчика, Жуковский обращается за вдохновением к таким писателям, которые или не имеют никакого отношения к романтизму или весьма слабо связаны с ним. Его элегии и баллады сами по себе еще не выводят нас из пределов сентиментализма, или «доромантизма на почве чувствительности». Склонность к дидактизму и рассудочности, отсутствие утонченной символики и причудливой фантастики проводит резкую грань между творчеством Жуковского и романтиками. Философия и эстетика немецких романтиков Жуковскому оказалась трудными для усвоения. «Для нас еще небесная и несколько облачная философия немцев далека», – писал он 17 ноября 1827 г. Он никак не мог согласиться с Тиком в понимании Шекспира. Питомец сентиментализма, Жуковский, однако, в своём творчестве перерос его. Дух арзамасской вольности толкал его вперед. Литературные формы сентиментализма оказались недостаточными, чтобы вместить в себе все содержание поэзии Жуковского: естественным образом он эволюционирует в сторону романтики; возможно говорить даже о некотором влиянии на него со стороны немецких романтиков (приблизительно с 1816 – 1817 гг.). Известно, что Жуковский ценил произведения Тика, Новалиса, Шлегеля и др. и собирался даже (в 1817 г.) составить из них альманах; с Тиком он находился и в личных сношениях. В творчестве Жуковского, действительно, было и нечто романтическое; это – религиозно-эстетический идеализм, поэтическое анахоретство, предощущение невидимого мира, интуитивное постижение невыразимого, божественного начала во вселенной. Самая его эстетика носит на себе печать романтики. В этом случае эволюция Жуковского особенно показательна. От классической традиции и сентиментальных воззрений, от Лагарпа, Гома, Зульцера, Эшенбурга и Энгеля через посредство Бутервека и Шиллера он близко подошел к эстетике романтиков.

За истинным гением Василий Андреевич Жуковский признавал божественный дар интуиции, способность «вдруг доходить до того, что другие открывают глубоким размышлением», способность постигать в видимом «что-то лучшее, тайное, далекое», а это и есть «прекрасное», основное содержание искусства. Для благочестивого поэта все прекрасное сливается «в одно: Бог», и поэзия для него – «откровение в теснейшем смысле», «небесной религии сестра земная». Акт поэтического «откровения» предполагает абсолютную свободу: «Поэт в выборе предмета не подвержен никакому обязующему направлению. Поэзия живет свободой». В виду всего сказанного, литературное направление творчества Жуковскогоможно определить, как сентиментальный романтизм

 

Творчество Жуковского и русская литература

[См. также Значение творчества Жуковского в истории русской литературы.]

Жуковский обладал тонкой художественной организацией и был истинным поэтом. Пусть его творчество небогато самостоятельными идеями и яркими образами, по его идеализм, его глубокое и искреннее поэтическое настроение, его стихов «пленительная сладость» по праву сделали его учителем всего пушкинского поколения. Переводы Жуковского приводили русского читателя в общение с мировой литературой и значительно расширяли его эстетический кругозор. Люди 1820-х, 1830-х и даже 1840-х годов не отвергали своей связи с Жуковским. По свидетельству князя В. Ф. Одоевского, воспитанники университетского Благородного пансиона в начале 1820-х годов зачитывались Жуковским, «и новые ощущения нового мира возникали в юных душах и гордо вносились во мрак тогдашнего классицизма». В 1830-х годах, в период философского и мистического идеализма (столь родственного идеализму старых масонов), творчество Жуковского еще продолжало действовать на сердца молодежи. В его поэзии будущий славянофил И. В. Киреевский находил «ту идеальность, которая составляет отличительный характер немецкой жизни, поэзии и философии». Так же трактуют его Одоевский, Бакунин и Белинский. Жуковский сохранял свое значение всюду, где проявлялось дыхание идеализма. Характерно, что Валерий Брюсов, представитель позднейшего модернизма, или неоромантизма, свою «романтическую поэму» «Исполненное обещание» «благоговейно» посвятил памяти Жуковского.

Могила Жуковского

Надгробие Жуковского в Александро-Невской лавре

 

С другими, более реалистическими течениями русской умственной и литературной жизни Василий Андреевич Жуковский не имел столь непосредственной связи. У него не было живого чувства действительности: ведь настоящее и близкое ему «зрится отдаленным». «Народность», к которой жадно стремилась русская литература с 1830-х годов, отразилась у Жуковского в литературной переделке сказок, в старом, т. н. «русском стиле» (напр., в комической опере «Богатырь Алеша Попович, или страшные развалины»), да в немногих, условных картинках русской природы и русского быта. Такие писатели, как Грибоедов и Рылеев, не удовлетворялись творчеством Жуковского, не видя в нём жизненной правды и реализма. Жуковский не мог идти в ногу с теми, кто создавал русский художественный реализм и социальный роман. Но теоретически он понимал значение этого движения и благословлял других (напр., А. Н. Майкова, гр. В. А. Соллогуба, А. И. Зонтаг) на изображение русской действительности и, в частности, на общественный роман. Наш художественный реализм, в конце концов, одухотворен тем же идеализмом, который присущ и поэзии Жуковского. Как талантливый и своеобразный переводчик и как оригинальный поэт, Жуковский органически входит в историю русского литературного развития, особенно в период исканий «истинного романтизма».

 

Книги о творчестве Жуковского

Лучшие книги о Жуковском: К. К. Зейдлиц, «Жизнь и поэзия Жуковского по личным воспоминаниям и неизданным источникам» (Спб. 1883); Загарин (Л. И. Поливанов), «Жуковский и его произведения» (2 тома, М. 1883); Я. С. Тихонравов, «В. А. Жуковский» (в «Сочинениях», т. III, ч. I); Академик А. И. Веселовский, «В. А. Жуковский Поэзия чувства и «сердечного воображения» (Спб. 1904); В. И. Резанов, «Из разысканий о сочинениях В. А. Жуковского» (Спб. 1906).