Если в повести «Княжна Мери» (см. её краткое содержание и полный текст) Печорин не находит ответа на свои настойчивые вопросы о роли судьбы в его жизни, то в «Фаталисте» он пробует найти решение этой проблемы на примере двух судеб: чужой (Вулича) и своей. (См. Характеристика Печорина с цитатами, Образ Печорина.)
Образ Печорина в «Герое нашего времени»
Повесть «Фаталист» (см. её краткое содержание и полный текст) построена как цепь из трех эпизодов. В первых двух действующим лицом является Вулич, в третьем он – жертва, а действует Печорин. Все три эти эпизода – состязание с судьбой, т. е. со смертью. Эпизод с карточной игрой во время какой-то «экспедиции» против горцев характеризует равнодушие Вулича к опасности и возможной смерти. Проиграв, «Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера».
Вулич всегда готов бросить вызов судьбе. В первом эпизоде он это делает без каких-либо предварительных рассуждений или объяснений. Во втором эпизоде его решению бросить вызов судьбе предшествует общий разговор о предопределении, которое представлено в этом разговоре как «мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах».
Вулич в этом эпизоде смело предлагает «испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своей жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута...» О нем сказано: «он родом серб», т. е. для него «мусульманское поверье» не книжная мудрость, не мнение «верных людей», на которых ссылаются другие участники разговора. Опыт борьбы и общения с мусульманами-турками составлял образ жизни сербов на протяжении многих веков. Для Вулича его спор с идеей предопределения – это часть вызова общенациональному врагу и его идеологии фатализму.
Но в рассказе есть еще одна очень важная и повторяющаяся деталь: Печорин высказывает Вуличу, после того как тот выиграл пари (пистолет не выстрелил!), свою веру в предопределённость. Между ними происходит такой диалог:
«А что, вы начали верить предопределению?» – говорит Вулич и далее следует неопределенный ответ Печорина: «Верю... только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть...»
Почему Печорин, который, когда он заключал пари с Вуличем, заявлял, что «нет предопределения», теперь, после осечки пистолета, утверждает обратное?
Именно тогда, когда он держит пари с Вуличем и утверждает, что «нет предопределения», он не говорит об этом вслух, а думает: «Мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его: я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться».
Поэтому Печорин предсказывает Вуличу смерть «нынче», т. е. сегодня, и повторяет свое предсказание, хотя исход пари опровергал идею предопределения.
Предсказание Печорина сбывается – пьяный казак убивает Вулича.
Иллюстрация к повести М. Ю. Лермонтова «Фаталист». Художник В. Поляков
Позднее, когда Печорин записывал для себя все, что составило содержание «Фаталиста», он снова усомнился в предопределённости: «...не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет»; это теперь относится уже ко времени его возвращения в крепость к Максиму Максимычу (см. Образ Максима Максимыча). «Но в этот вечер я ему твердо верил» – и как подтверждение тогдашней его веры к нему приходит сообщение, что Вулич убит...
А сообщение о последних словах Вулича должно, казалось бы, убедить Печорина, что предопределение действительно существует: «...он был при последнем издыхании и сказал только два слова: "Он прав!". Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня, я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины».
И тут Печорин хочет «испытать судьбу» и взять живым казака-убийцу. Испытать судьбу – это значит проверить, есть ли предопределение или нет.
Испытание кончается для Печорина счастливо, он не убит и даже не ранен, но ни в чем он не убеждается и снова возвращается в привычное для себя состояние «от сомнения к сомнению».
