Мы с дедом и бабушкой снова поселились вместе. Дед разделил с бабушкой хозяйство: каждый из них кормил себя порознь. При разделе дед отдал бабушке все горшки, плошки, всю посуду, а у неё отобрал платья, вещи, лисий салоп, продал всё за семьсот рублей, а деньги отдал под проценты своему крестнику-еврею, торговцу фруктами. Меня дед сплавил на бабушкино попечение. (См. краткий пересказ всей повести целиком.)
Горький. Детство. 13 глава. Краткий пересказ. Слушать аудиокнигу
От скупости дед совсем потерял стыд, стал ходить по старым знакомым, бывшим сослуживцам, по богатым купцам и, жалуясь, что разорён детьми, выпрашивал у них денег на бедность. Ему иной раз давали крупные купюры. Эти деньги он тоже отдавал в рост. Бабушка зарабатывала себе на жизнь плетением кружев.
Всё в доме строго делилось: один день провизию на обед покупала бабушка, а на другой день – дед. Бабушка всегда брала хорошее мясо, а он – требуху, печёнку, лёгкие. Даже чай и сахар хранились у каждого отдельно.
Мне были противны эти дедовы фокусы, а бабушка только смеялась над ними и оправдывала всё его преклонными годами.
Я и сам начал зарабатывать деньги: собирал по дворам и улицам говяжьи кости, тряпки, бумагу, гвозди, а потом сдавал старьёвщикам. Деньги я отдавал бабушке, и она, глядя на эти пятаки, порой молча плакала.
Более доходной статьёй было воровство дров и теса в лесных складах на берегу Оки. Воровать туда я ходил с целой ватагой мальчишек. В ней были Вяхирь, спокойный и весёлый десятилетний сын нищей и вечно пьяной мордовки, безродный Кострома, двенадцатилетний татарчонок Хаби, сын кладбищенского сторожа и могильщика Язь и сын портнихи-вдовы Гришка.
Вяхирь и Язь обычно отвлекали сторожей. Те гонялись за ними, а мы в это время утаскивали жерди с другого конца склада. Выручки за день приходилось по 5-7 копеек на брата.
Вяхирь был душой нашей компании. Он часто рассказывал, как страшно пьёт его мать. Раз, когда он укорял её за это, мать ответила ему: «Ничего, потерпи немножко, я уж скоро помру!»
В ненастные дни мы собирались на кладбище, в сторожке отца Язя, могильщика. Этот ехидный мужичок всегда знал, в каком доме есть хворые, кто из слобожан скоро умрёт, – и любил перечислять таких людей, смачно и безжалостно. Он мог рассказать историю жизни почти каждого слобожанина, зарытого им в песок унылого, голого кладбища.
В школе однокашники высмеивали меня, называя ветошником, нищебродом.
Отчим лишился должности и куда-то исчез. Мать с маленьким братом Николаем переселилась к нам. Она была очень больна и постоянно кашляла. Брат был золотушный и слабенький.
– Кормить бы надобно его хорошенько, – сказал дед, ощупав Николая, – да не хватает у меня кормов-то на всех вас...
– Ему немного надо... – вздохнула мать.
– Тому – немного, этому – немного, и выходит много... – отрезал дед.
Мать уже и говорила редко. Целыми днями она молча лежала в углу. Умерла она в августе. Отчим только что воротился и опять поступил куда-то служить, бабушка с Колей уже перебралась к нему, на чистенькую квартирку около вокзала, туда же на днях должны были перевезти и мать. Утром, в день смерти, мать послала меня позвать отчима, но я его дома не застал. Когда я вернулся, мать попросила попить, глянула на иконы, легла на постель и умерла.
Во время её похорон бабушка, как слепая, пошла куда-то среди могил, наткнулась на крест и разбила себе лицо. Зарывал мать Язёв отец.
Через несколько дней после похорон дед сказал мне:
– Ну, Лексей, ты – не медаль, на шее у меня – не место тебе, а иди-ка ты в люди...
И пошёл я в люди.
© Автор пересказа – «Русская историческая библиотека». Любые виды его копирования и воспроизведения без согласия правообладателя запрещены!
Для перехода к краткому содержанию предыдущей главы «Детства» Горького пользуйтесь кнопкой Назад ниже.
