V. Лютер до отпадения его от церкви

 

Историческая точка зрения на личность и роль Лютера. – Общее объяснение его деятельности. – Его воспитание и поступление в монашество. – Теологическое развитие Лютера. – Спор об индульгенциях. – Отношения Лютера к папе во время этого спора. – Лейпцигский диспут. – Сожжение буллы и революционные воззвания Лютера. – Его надежды на Карла V. – Основной принцип Лютера.

 

Портрет Мартина Лютера

Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525

Национальным героем Германии в рассматриваемую эпоху сделался Мартин Лютер (1483–1546), родоначальник реформации и устроитель первой протестантской церкви, которая и получила его имя. Когда история реформации рассматривалась исключительно с церковной точки зрения, и весь смысл движения, происходившего в Германии, представлялся заключенным в преобразовании религии, когда, вдобавок, история эта писалась преимущественно лютеранами, сочувствовавшими делу виттенбергского реформатора и видевшими во всем остальном нечто, или помогавшее, или мешавшее этому делу, направлявшее его на настоящую дорогу или, наоборот, его искажавшее, когда, одним словом, не было ине могло быть по состоянию, в каком находилась историческая наука, более широкого взгляда на немецкую реформацию и в её отношения к национальной жизни Германии, и по её значению для всей западноевропейской истории, – в то время и личность Лютера не могла получить правильного исторического освещения. Да и впоследствии, когда настала пора для более научной и всесторонней оценки реформации, характер и деятельность знаменитого реформатора далеко не всегда изображались с надлежащею критикою: как историки эпохи, так и биографы Лютера весьма часто впадали в панегирический тон по отношению к его личности и продолжали судить обо всех событиях эпохи со стороны их влияния на развитие того дела, которое одно только и было дорого Лютеру, как будто только он и верные его последователи глубоко, всесторонне и безошибочно понимали, что нужно было немецкому народу и всему западноевропейскому миру для правильного исторического развития. Оценивая личность и историческую роль Лютера, не нужно забывать, что главная его сила заключалась в чисто религиозной реформе, между тем как Германия нуждалась не в одном этом. Нужно иметь в виду еще, что и в той области, где он был силен, многое подлежит критике (конечно, не с вероисповедных точек зрения, на которые становятся многие историки‑нелютеране). В историческом суждении о Лютере нужно вообще избегать тех крайностей, которые проявляются в диаметрально противоположном, например, отношении историков к одному и тому же основному факту его деятельности, к тому именно, что он удержал ее в пределах одной задачи: в то время, как одни ставят ему в упрек, что он отстранил себя от других совершавшихся в Германии движений, игнорируя при этом, с своей стороны, всю важность одного того дела, которое справедливо прославило его имя, другие, наоборот, это самое ставят ему в особую заслугу, видя в его поведении лишь доказательство его величия, мудрости, глубокого понимания настоятельных потребностей времени, как будто вне религиозной реформы у тогдашних людей не было никаких других интересов. Оставляя в стороне оценку поведения Лютера по отношению к разнообразным задачам, какие ставили своей деятельности его современники, нужнее всего признать факт, благодаря которому Лютер был прославляем лютеранскими церковными историками, порицаем писателями, сочувственно отнесшимися к общественным движениям, отринутым Лютером, и защищаем, наоборот, людьми, находившими, что Лютер спас реформацию от искажения и от ею же самою вызванных опасностей, т. е. нужно признать тот факт, что он был исключительно религиозный реформатор. При этом следует, конечно, и объяснить себе причину этого факта, и понять его значение в истории эпохи.

Прежде всего мы познакомимся с внутренним развитием Лютера до того момента, когда он выступил в роли реформатора, так как без этого нельзя понять всего его поведения с 1517 г., и так как в истории XVI века большую и притом вполне самостоятельную роль играет религиозный протест, имевший глубокий источник во встревоженной совести: весьма интересно на примере Лютера, монаха и паписта, проследить, как зарождался этот протест в душе отдельного человека.

Когда Лютер вступил в открытую борьбу с католическою церковью, ему было под сорок лет: значит, это был уже человек вполне сложившийся, и все его дальнейшее поведение обусловливалось ранее развившимися задатками. Если определять средневековое миросозерцание, как соединение аскетического и теократического идеалов, и видеть поэтому воплощение католицизма в монашестве и папстве, то Лютер в молодые свои годы будет для нас человеком совершенно средневекового настроения, так как это был образцовый монах и ревностный папист. Если, далее, смотреть на годы, которые предшествовали выступлению Лютера в роли реформатора, как на время, когда в образованных кругах немецкого общества весьма сильно были развиты культурные и социальные интересы, то Лютер представится нам человеком, стоящим в стороне от господствовавших течений своего времени. Впоследствии он вышел из монастыря и отложился от папства, но это стоило ему сильной внутренней борьбы, и от его прошлого в нем все‑таки остался богослов, священник, проповедник, для которого дело религии должно было быть на первом плане. Впоследствии он сделался крупным общественным деятелем, но из всего того, что волновало тогдашнюю Германию, кроме вопроса о церковной реформе, ему понятна была и близка его сердцу лишь национальная оппозиция папству, сливавшаяся в его душе с религиозным протестом. Среди различных сил, боровшихся в то время за преобладание в стране, он должен был выбрать в союзницы себе ту силу, которая могла обеспечить торжество его дела, а так как после самоустранения Карла V такою силою были князья, то весьма естественно, что к ним и примкнул Лютер, как политический деятель.

Легенда, овладевшая личностью Лютера, приписывала его поступление в монастырь обету, будто бы данному им, когда на его глазах умер убитый молнией друг, но если это и было, то разве только в том смысле, что положило конец его колебаниям относительно поступления в монахи, задуманного гораздо раньше. Сын бедного ломщика шифера из тюрингенских крестьян, маленький Мартин получил дома строгое воспитание, в котором побои были, по-видимому, главным педагогическим средством. «Вследствие того, говорит он сам, – что родители поступали со мною так сурово, я сделался очень робок; их строгость и суровая жизнь, которую я вел с ними, были причиною того, что я впоследствии ушел в монастырь и сделался монахом». В городской школе Мансфельда, куда поместил его отец, обращались с ним не лучше; в одно после обеда, как он рассказывает сам, его однажды «исполосовали 15 раз». Что касается до нравственного влияния родителей на маленького Лютера, то особенно сильно было влияние его матери, представлявшей себе Иисуса Христа строгим судьею, который будет жестоко наказывать за грехи. «Я, говорил впоследствии Лютер, – постоянно был занят мыслию, сколько мне надо сделать добрых дел, чтобы умилостивить Христа, от которого, как от неумолимого судьи, многие, как мне говорила мать, убегали в монастырь». Эта мысль уже занимала его, когда он был только 14‑летним мальчиком и перешел в магдебургскую францисканскую школу. В 1497 г. его поразило зрелище ангальтского принца, в припадке меланхолии постриженного отцом в монахи. Лютер видел, как принц ходил по городу в одежде кающегося грешника. «Я видел, рассказывает он, – своими глазами его, бледного как смерть, измождившего тело свое суровым постом и бдением; он ходил в монашеской шапке, сгибаясь до земли под тяжестью нищенской сумы, и просил милостыню, между тем как впереди его шел здоровый монах, которому в десять раз легче было бы снести его бремя, но благочестивый князь не давал ему этого. Кто смотрел на него, невольно приходил в умиление и учился стыдиться светского состояния». Уже тогда мальчик дал обет сделаться монахом. В Эйзенахе, куда потом переселился Лютер, он вел жизнь чуть не нищего и ужасно бедствовал: родители не были в состоянии давать ему содержание, и он должен был ходить по городу вместе с другими бедными учениками и петь благочестивые песни, чтобы получать милостыню от сострадательных жителей города. Положение его улучшилось лишь тогда, когда он попал нахлебником в дом вдовы Котта. 18‑ти лет Лютер поступил (1501) в Эрфуртский университет, но очень мало интересовался процветавшим там гуманизмом. Отец Лютера, кое‑как помогавший сыну, желал, чтобы он сделался юристом, но право столь же мало занимало Лютера, как и классики. Он интересовался одним лишь каноническим правом, учившим о повиновении папе. «Папу, говорит он сам, – боготворил я от чистого сердца и глубины души, не ради тучных пребенд, прелатур и имений, но все, что я делал, я делал от простоты сердца, с усердием искренним, нелицемерным. Я так высоко уважал папу, что был уверен, что кто отступает от него в малейшей черте закона, тот осужден на век и становится добычею дьявола». Двадцати лет он впервые читал Библию, произведшую на него большое впечатление; преимущественно заинтересовали его послания апостола Павла. Из отцов церкви он полюбил блаженного Августина, а из мистиков познакомился с Таулером, Сузо и Эккартом, рассматривавшими религию, как внутренний акт верующей души. Лютер выбрал себе карьеру ученого теолога. В Эрфурте он видался с картезианскими монахами, строгий образ жизни которых произвел на него сильное впечатление, и в 1505 г. сам поступил в августинский монастырь, думая, что только там можно спастись. Поступление это совершилось, однако, не без борьбы. Он получил тогда степень магистра, и перед ним открывалась лучшая дорога, да и отец, узнав, что сын намеревался сделаться монахом, совершенно с ним рассорился.

В монастыре Лютер строго исполнял все обязанности монаха. Но аскетические подвиги не могли переменить его тревожного душевного состояния: он все мучился сознанием своей греховности, постился, молился, не спал по ночам, истязал себя и, чувствуя себя недостойным, подолгу не решался причащаться. В предисловии к изданию всех своих сочинений он сам писал впоследствии: «Пусть читатель не забывает, что я был монахом и отъявленным папистом, до такой степени проникнутым и поглощенным доктриною папства, что, если бы только мог, готов был бы или сам убивать, или желать казни тех, кто отвергал, хотя на одну йоту, повиновение папе. Защищая папу, прибавляет он, – я не оставался холодным куском льда, как Экк и ему подобные, которые, право, сделались, как мне казалось, защитниками папы скорее ради своего толстого брюха, чем по убеждению в важности этого предмета. Даже более: мне и до сих пор кажется еще, что они насмехаются над папой, как истые эпикурейцы. Я же отдавался доктрине всем сердцем, как человек, который страшно боится дня судного, и, несмотря на то, желает спастись, желает этого с трепетом, проникающим до мозга костей». Все это время Лютера преследовала мысль о греховности; сомнение в возможности собственного спасения наполняло его душу и не давало ему покоя. Ему казалось недостойным делом слагать с себя бремя грехов внешними делами, иногда чисто формального характера. Его мучили разные сомнения. Ветхозаветный Бог гнева и мести внушал ему один страх; его очень смущало изречение: «правосудие Божие есть гнев Божий», и он даже думал, что лучше было бы, если бы Бог не открывал Евангелия, ибо кто же может любить Бога гневного и осуждающего. Разрешение своих сомнений Лютер нашел у блаженного Августина, учившего об оправдании посредством веры и чрез избрание Божие, если вера эта правая и совершенная; нашел его также у мистиков, отдававших внутреннему настроению преимущество перед внешними делами, и в изречении пророка Аввакума: «праведный от веры жив будет». Эти слова он истолковал в том смысле, что праведный есть именно человек, оправданный перед Богом своею верою, и что правда Божия делает блаженными всех верующих в него. Эти мысли, как известно, и сделались исходным пунктом протестантской теологии. Много содействовал разрешению сомнений Лютера в указанном смысле Иоганн Штаупиц, генеральный викарий августинского ордена. Между тем в 1502 г. в Виттенберге курфюрст саксонский Фридрих Мудрый основал университет, и Штаупиц рекомендовал ему (1509) Лютера на кафедру философии, которую впоследствии, получив степень доктора богословия, он променял на кафедру богословия. Сначала Лютер долго от этого отказывался. Тот же Штаупиц уговорил его потом сделаться проповедником. На слушателей Лютер производил сильное впечатление своим искренним и убежденным словом. Его проповеди имели большой успех. Новые занятия оставляли ему мало времени для аскетических подвигов, но он продолжал им предаваться по‑прежнему. В 1510 г. исполнилось давнишнее желание Лютера: по делам ли ордена, или в силу старого обета он отправился в Рим. Этому путешествию впоследствии приписывалось большое влияние на изменение его отношения к католицизму, но хотя его и скандализировало весьма многое в образе мыслей жизни итальянского духовенства, но его впечатления тогда не были еще обобщены, и он возвратился в Виттенберг из Италии добрым католиком, хотя и с нерасположением немца к итальянским порокам. На родине он продолжал свои богословские занятия и стал изучать греческий и еврейский языки; лишь в этом периоде его жизни мы впервые замечаем влияние на него богословских идей Эразма и некоторое сближение с гуманистами; по крайней мере, во время рейхлиновского спора он выразил Рейхлину свое сочувствие, хотя был очень недоволен «Письмами темных людей».

В 1517 г. в окрестностях Виттенберга появился продавать индульгенции монах Иоанн Тецель[2], человек наглый, говоривший, что отпущение грехов посредством индульгенций имеет большее значение, чем самое крещение, что всякий, кто купит индульгенцию, будет в лучшем состоянии, нежели был Адам до своего грехопадения, и т. п. Чуткую религиозную совесть Лютера оскорбляло поведение Тецеля, но не так, как оскорбляло оно многих его современников, порицавших нахальство продавцов, суеверную безнравственность покупателей, денежные вымогательства курии с немцев; учение об индульгенциях, в основе которого лежал взгляд на грех, как на чисто формальное нарушение закона, формальным же образом и могущее быть заглаженным, находилось в резком противоречии с тою религиозною мыслью, выстраданною Лютером в тиши его монастырской кельи и сделавшейся главным предметом его богословских занятий. Весьма естественно, что он выступил с проповедью, осуждавшей торг индульгенциями, но так как, несмотря на это, Тецель находил еще многих покупателей своего товара, то Лютер обратился с письмом к немецким епископам. От большинства он не получил никакого ответа, и лишь один советовал ему не мешаться не в свое дело. Тогда осенью того же года (31 окт.) он прибил на дверях церкви виттенбергского замка свои 95 тезисов, развив в них учение о покаянии, о действии Божьей благодати, об оправдании верою; но осуждая в них поведение Тецеля, Лютер не думал ни о разрыве с церковью, ни о порицании её учений и папы. Он строго отделял их от «проповедника отпущения». Конечно, он не предвидел, что из этого должно было выйти. «Я был один, писал он в одном письме, и неосторожностью вовлечен в это дело; я не только уступал папе во многом, но даже чистосердечно обожал его. Ибо кто я был тогда? Ничтожный монах, походивший скорее на труп, чем на живое существо».

95 тезисов Лютера

Издание 95 тезисов Лютера, положивших начало Реформации

 

Дело просто заключалось в том, что тогда существовал обычай, по которому каждый, защищавший какое‑нибудь учение, выставлял изложение его на видном месте и этим вызывал других ученых на диспут. Вот чего в сущности желал и Лютер, но вышло то, чего он не предвидел; тезисы распространились по всей Германии, их читали и толковали, и этим сам Лютер был не особенно доволен. Против него выступил Тецель, и некоторые ученые (Гохштратен в Кельне, Экк в Ингольштадте) доказывали, что учение Лютера о бесполезности добрых дел еретическое. Студенты Виттенбергского университета собрали несколько сотен экземпляров тезисов Тецеля и торжественно сожгли их на костре. Тецель пожаловался папе; Лютер призван был в Рим к ответу, но курфюрст саксонский не хотел его пускать, боясь за судьбу своего любимого проповедника, Сам папа Лев X, впрочем, во всем этом деле видел лишь спор монахов двух разных орденов, и к тому же ему не хотелось сталкиваться враждебно с покровительствовавшим Лютеру князем, самым влиятельным во всей Германии, имея нужду в немецких деньгах на предполагавшуюся большую войну с турками. От него на сейм в Аугсбург поехал (1518), в качестве легата, ученый кардинал Томас Вио (Каетан); ему, между прочим, поручено было убедить Лютера прекратить свою полемику. Каетан своего, однако, не добился; денег ему не дали, а разговор с Лютером принял характер богословского диспута, в котором оба они горячились и кричали друг на друга. Еще раньше Лютер написал папе объяснительное письмо, ответом на которое был вызов в Рим, замененный, по ходатайству покровителей, требованием явиться в Аугсбург, где и произошло объяснение его с Каетаном. Опасаясь чего‑либо худого, Лютер ночью бежал из Аугсбурга в Виттенберг и издал «appellationem а papa male informate ab papam melius informandum», но когда это обращение осталось без ответа, он апеллировал ко вселенскому собору на папу. Между тем Лев X послал в Саксонию ловкого и вкрадчивого саксонца Мильтица[3]. Ему удалось прийти к соглашению с Лютером в двух пунктах: 1) обе стороны должны были перестать проповедовать, писать и рассуждать по спорному вопросу, и 2) Мильтиц должен был передать дело папе, который и назначит ученого епископа для его расследования. Как Лютер все это время относился к папе, можно видеть из следующего его письма к Льву X: «Святейший отец! Да удостоит Ваше Святейшество обратить свой отеческий слух, как бы слух самого Христа, к Вашей бедной овце и выслушать милостиво её блеяние. Что делать мне, Отец Святейший? Я не могу переносить Вашего гнева, и я не знаю, как его избежать. У меня требуют отречения. Я поспешил бы это сделать, если бы это повело к предположенной цели. Преследования моих противников распространили далеко мои сочинения, и они слишком глубоко запали в сердца, чтобы их оттуда искоренить. Отречение только еще более нанесло бы ущерба римской церкви и в уста всех вложило бы против неё новые обвинения. Святейший Отец! Объявляю пред лицом Бога и всех Его творений: я никогда не желал, да и теперь отнюдь не желаю делать покушения насилием или хитростью на власть римской церкви и Вашего Святейшества. Я признаю, что ничто ни на небе, ни на земле не может быть поставлено выше этой церкви, кроме Христа, Господа всех». Таким образом, Лютер изъявлял готовность отречься от своего учения, но под условием, чтобы его опровергли, и свое молчание ставил в зависимость от молчания своих противников, отказываясь безусловно подчиниться решению авторитета. Ему, однако, пришлось нарушить данное обещание. Это произошло так: доктор Экк, занимавший кафедру в Ингольштадтском университете и бывший с Лютером, по-видимому, в приятельских отношениях, написал возражения на 95 тезисов и стал их распространять в рукописи. На защиту Лютера выступил его друг, профессор Виттенбергского университета Карльштадт. Между обоими учеными началась полемика. Осенью 1518 г. Лютер виделся с Экком, и они условились, что последний выступит на диспут с Карльштадтом, «дабы показать, что ученые могут и мирно улаживать свои споры». Карльштадт на это согласился, и местом диспута был выбран Лейпциг. С трудом добились разрешения на устройство диспута, а между тем Экк в новой брошюре, направленной против Карльштадта, задел и Лютера, который, впрочем, и сам раньше возражал Экку. Узнав об этом новом на него нападении, Лютер отказался от исполнения данного Мильтицу обещания. Он явился на диспут и принял в нем участие. Прения происходили в зале герцогского замка, в которой поставлены были две кафедры. Сначала (с 28 июня) диспут велся между Экком и Карльштадтом, потом (4 июля) выступил и Лютер, начав с заявления своей покорности папе: «Во имя Господа, сказал он, – я объявляю, что уважение, которое я питаю к верховному первосвященнику, заставило бы меня не участвовать в этом диспуте, если бы почтенный доктор Экк не увлек меня». Два дня спорили они об оправдании и добрых делах, но никакого соглашения между ними не состоялось. Между прочим, Экк затронул вопрос о папском авторитете, ибо «церковь без главы была бы чудовищем» (nam quod monstrum esset ecclesiam esse acephalam). Лютер, обращаясь к публике, сказал на это: «Когда господин доктор объявляет необходимость, чтобы вселенская цёрковь имела главу, он делает хорошо. Если есть кто-либо противного мнения, пусть встанет, но меня это не касается». На вопрос Экка, кто же этот глава, если не папа, Лютер отвечал в том смысле, что главою церкви, хотя и невидимым, нужно считать Иисуса Христа, и что нужно еще доказать древность папства, как установления более раннего, чем четвертый век. Экк, превосходивший Лютера в познаниях по истории церкви и каноническому праву, опроверг его, но Лютер стал тогда доказывать, что его противник прав лишь по отношению к латинской церкви; единство для неё вышло из Рима, но для Востока оно вышло из Иерусалима, так как греки не признают папской власти. Говоря так, Лютер видел в папе только избранника западной церкви, а не наместника, поставленного над всей церковью самим Богом. Это дало Экку повод сказать: «Я нахожу, что в твоем учении есть сходство с гуситством». Гуса в Германии ненавидели, и Экк хотел такою ссылкою погубить Лютера в глазах собрания, но тот отвечал: «Я не люблю и никогда не полюблю раскола. Так как чехи сами собою отделяются от нашего единства, они делают дурно, если бы даже божественное право было на стороне их учения, ибо высшее божественное право – любовь и единение духа». (Заметим, что с учением Гуса Лютер познакомился еще в эрфуртском монастыре и тогда еще очень испугался, когда увидел, что его собственные мнения сходятся во многом с мнениями сожженного еретика). Тем не менее он нашел возможным прибавить, что «между параграфами Яна Гуса и чехов есть вполне христианские», как, напр., «такое утверждение: есть вселенская церковь, или другое: для спасения не нужно верить в главенство римской церкви и её первенство над другими. Виклиф ли это сказал, заключил он, – Гус ли – все равно. Это истина». Такие слова произвели сильное волнение в собрании, но это не испугало Лютера, и он продолжал: «греки никогда не признавали власти папы, но их объявляли еретиками». Когда Экк сгоряча объявил, что «христианская церковь и римская одна и та же», и что греки – еретики, Лютер возразил ему: «Григорий Назианзин, Василий Великий, Епифаний, Златоуст не верили в верховенство римской церкви, так неужели они должны быть признаны еретиками?» Экк думал вывернуться шуткой: «почтенный отец не понимает кухонного искусства, мешая святых и еретиков греческих, так что запах святости одних заглушает яд других». На его замечание, что первенство папы подтверждено констанцским собором, Лютер ответил непризнанием безусловной авторитетности соборного решения. «Почтенный отец, сказал тогда Экк, – если, по‑вашему, собор, законно собранный, может погрешать, вы для меня язычник и мытарь». Так окончился лейпцигский диспут, на котором произошел разрыв Лютера с церковью. Мысли, высказанные им в пылу спора, уже таились раньше в глубине его души, но он не решался признаться самому себе в том, как далеко разошелся он с церковью, продолжая уверять себя, что он все еще стоит на церковной почве. После этого у папы вынудили буллу, проклинавшую и отлучавшую Лютера от церкви[4], но многие князья не хотели обнародовать этой буллы, а Фридрих Мудрый прямо отказался ее принять. Сам Лютер 10 декабря 1520 года, в сопровождении многих профессоров и студентов Виттенбергского университета и жителей города, вышел за город и торжественно сжег ее на костре вместе с некоторыми книгами, на которых основывалась папская власть.

Лютер сжигает папскую буллу

Лютер сжигает папскую буллу

 

Незадолго перед этим (в июне 1520 г.) Лютер издал политическую брошюру, адресованную «Его императорскому величеству и христианскому дворянству немецкой нации». Стоя главным образом на почве национальной оппозиции, он приглашал в ней Карла V и его ближайших слуг освободить Германию от ига, наложенного на нее папством, и заявлял главные принципы, которые потом легли в основу его реформации, т. е. отрицание иерархии и священства, отмену папской власти и церковного землевладения, прекращение целибата духовных лиц и т. д. За этою брошюрою последовала другая (в октябре) – «О вавилонском пленении церкви», где церковь представляется как бы в плену у папы, и отрицаются католические таинства, за исключением крещения и соединенного с покаянием причащения. «По какому праву, спрашивает здесь Лютер, устанавливает папа над нами законы? Кто дал ему власть поработить свободу, сообщенную нам крещением? Я говорю: ни папа, ни епископ, ни какой бы то ни было человек не имеет права установить хотя единую букву над христианином, если не будет на то его собственного согласия: что делается иначе, делается в тираническом духе». Наконец, в ответ на папское проклятие Лютер выпустил в свет еще одну брошюру – «Против буллы антихриста». Лютер искал союзников для своего дела и возлагал надежды на вновь избранного императора Карла V, тогда как последний обещал папе за поддержку в Италии против Франции уничтожить ересь в Германии. «Если, писал Лютер, обращаясь к Карлу, – если дело, которое я защищаю, достойно предстать пред престол небесного величества, оно не должно быть недостойно занять внимание государя земного. О, Карл, государь земных королей! Я бросаюсь с мольбой на колени перед вашим светлейшим величеством и заклинаю вас принять под покров свой не меня, но самое дело вечной истины, для защиты которой Бог поручил вам владеть мечом». «Папа, писал он еще, – видя невозможность подчинить своей воле прежних господ Римской империи, придумал отнять у них их титул и их империю и отдать их нам, немцам. Так и вышло, но мы сделались слугами папскими. Ибо папа овладел Римом и клятвенно принудил императора никогда там не жить, так что император сделался императором римским без Рима. У нас имя, у папы страна и города. У нас титул и герб империи, у папы её достояние, власть, привилегии и свобода. Будем действовать согласно со своим именем. Римляне хвастаются, что передали нам империю, так возьмем же то, что нам принадлежит. Пусть папа уступит нам Рим и все, чем он завладел в империи. Пусть империя будет тем, чем должна быть империя, и пусть меч государей не склоняется более пред лицемерными притязаниями папы».

Так совершилось отпадение Лютера от католической церкви. Аскет, папист и теолог, он только постепенно, с великой внутренней борьбой отложился от старой церкви. Исходным пунктом его протеста был принцип религиозный, богословское учение, которое он выносил в душе своей, вовсе не думая, что оно приведет его к восстанию против папской власти и церковных установлений и сделает из него религиозного реформатора, народного вождя в национальной борьбе с римской курией и сообщника светской власти в её старых счетах с властью духовною. Заявления Лютера на лейпцигском диспуте и в трех названных сочинениях были логическим результатом переворота, совершившегося в его душе. Мы не ошибемся, если скажем, что и в то время, и позднее (на Вормсском сейме 1521 г.), он выступал, как представитель религиозного индивидуализма: он учил, что оправдывает человека перед Богом только его личная вера; он соглашался изменить свой взгляд лишь под условием такого доказательства, которое, опровергая его мнения, было бы лично для него убедительно, он отрицал за кем бы то ни было право установить хотя бы одну только букву над совестью христианина. Логическим выводом отсюда должно было быть отвержение всего внешнего в деле веры, всего покоящегося на каком‑либо другом авторитете, кроме св. писания, как божественного откровения, которому должна подчиняться верующая совесть, наконец отвержение какой бы то ни было духовной власти, ибо каждый христианин, говорил Лютер, есть священник. Мы увидим, что он не удержался на этой точке зрения: старые привычки теолога и паписта с течением времени должны были взять свое; крайние религиозные учения, основывавшиеся на аналогичном же принципе, заставили Лютера позднее отказаться от последовательного его применения; интересы начатой им реформы церкви наводили его на мысль о необходимости союза с светскою властью, и Лютер, как устроитель новой церкви (после 1522 г.), является перед нами совсем другим, чем Лютер 1517–1521 гг.



Литература: Jürgens. Luther's Leben. – Köstlin. M. Luther, sein Leben und seine Schriften. – Kolde. M. Luther. – Kuhn. Luther, sa vie et son oeuvre. – Lang. M. Luther. А. Berger. M. Luther in kulturgeschichtlichen Darstellung. – Denifle. Luther und Lutertum (1904 – 1909). – Bääber. Luther und Modernwissenschaft. – Seidemann. Die Leipziger Disputation. – Lemme. Die drei grossen Reformationsschriften Luther's von Jahre 1520. – Th. Wiedemann. Dr Johannes Eck.

[2] Paulus. Johann Tetzel, der Ablassprediger. – Кстати указываем на новейшую книгу иезуитского ученого J. Hilgers'а«Die katholische Lehre von den Ablässen und deren geschichtlichen Entwickelung» (1914).

[3] Kalltoff. Die Miltiziade (1911).

[4] Zu Luthers romischen Prozess (1912). Cp. Lauchert. Die italienischen literarischen Gegner Luthers (1912).