VII. Начало религиозной Реформации

 

Что такое начало реформации? – Умеренность и консерватизм Лютера. – Его боязнь рационализма. – Его авторитетный характер. – Происхождение разлада среди реформаторов. – Отношение гуманистов к реформации. – Разные виды реформации в XVI в. – Карлштадт и иконоборчество. – Цвиккауские пророки. – Выступление Фомы Мюнцера. – Подавление виттенбергских смут и их значение. – Зарождение антитринитаризма.

 

Лютер в Вартбурге

Лютер в Вартбурге (где он жил под именем Йорга). Художник Лука Кранах Старший, 1521-1522

Когда желают приурочить начало реформации к какому‑либо событию, то указывают или на обнародование Лютером девяноста пяти тезисов (1517), или на его отторжение от католической церкви на лейпцигском диспуте (1519), или на сожжение им папской буллы (1520), но, собственно говоря, ни в одном из этих событий, в которых действовал притом главным образом один Лютер, не было еще реформации в смысле преобразования самой церкви, отпадения от неё какой-либо части верующих и принятия ими новых религиозных начал. Это были все индивидуальные акты Лютера, правда, обратившие на себя внимание общества, встреченные последним сочувственно, нашедшие в нем поддержку, – без чего и сам Лютер не решился бы на свою борьбу с папой, – но от этого общественного внимания, сочувствия, поддержки было еще далеко до того, чтобы в церковную жизнь, хотя бы одного Виттенберга, были введены новые формы, которыми отменялись бы учреждения католицизма, чем именно и была религиозная реформация, не ограничивавшаяся одним заявлением новых принципов, но проводившая их и в церковную жизнь. Начало такому движению положил не сам Лютер: не он первый начал переменять старые порядки на новые, и во многих отношениях ему пришлось идти даже не впереди церковных преобразований, а сдерживать других более рьяных новаторов. Реформация в смысле внешних изменений, принимавшихся народом и даже производившихся им самим, началась в то время, когда Лютер находился в вартбургском замке, невольно возвратившись после политической борьбы 1520 г. снова к своим теологическим занятиям. Когда до него дошла весть о том, что делается в Виттенберге, где происходило насильственное ниспровержение католицизма, Лютер писал виттенбергским новаторам (в декабре 1521 г.), что они не должны были «пускать в ход кулаки», и что он не может быть на стороне таких деятелей: «без меня вы начали это дело, смотрите же, чтобы без меня его и кончить», – и ему казалось, что это дьявол поднял смуту, чтобы «посрамить новое учение». Лютер, сам говоривший в 1520 г. революционным языком и всенародно сжигавший папскую буллу, лишь временно увлекся в этом направлении. Еще во время Вормсского сейма он не одобрял затей Ульриха фон Гуттена: всякие смуты лишь компрометировали то дело, которое он считал главным, и он опасался, что они только отвратят от него власти, на поддержку которых он рассчитывал. С другой стороны, приняв, что существо религии заключается не во внешних формах, а в вере, т. е. во внутреннем настроении, он не придавал особого значения этим формам и по отношению к ним (по крайней мере, в начале двадцатых годов) стоял на той точке зрения, что почитание или уничтожение икон, соблюдение или непризнавание постов, поступление в монахи или выход из монастыря и т. п. сами по себе безразличны, и что нельзя, не нарушая свободы, ни принуждать ко всему этому, ни все это запрещать, а виттенбергские новаторы с большою ревностью истребляли все, что только напоминало католицизм. К этому присоединялся у Лютера известный консерватизм, который усиливался по мере того, как реформация принимала все более и более революционный характер. Он не сразу отпал от католической церкви; самое его отпадение совершалось не только медленно, но и постепенно, да и впоследствии он оставался верным многому такому, что гораздо ранее его было оставлено его приверженцами. Католики впоследствии обвиняли Лютера в том, будто он затеял реформацию, дабы иметь право бросить монастырь и жениться, но он и не первым вышел из монахов, и не первым из священников вступил в брак. Из августинского монастыря ушел ранее других монахов Цвиллинг, увлекший за собой сразу кое‑кого и еще, Лютер же по возвращении из Вартбурга не покидал монастыря и монашеского одеяния до 1524 г., хотя догмат об оправдании одною верою заключал в себе отрицание монашества. Когда он узнал о первых браках священников (Фельдкирхена и Зейдлера), он одобрил это, но заметил, что ему, однако, не навяжут жены («at mihi non obtrudent uxorem»), сам же хоть и женился потом, но только в 1525 г. Уничтожение католической мессы, причащение под обоими видами (Карлштадтом на Рождество 1521 г.), изгнание икон и т. д., – и это все началось без него, а когда он сам принял участие в реформе и сделался её руководителем, то в этом деле придерживался более консервативного принципа – не отвергать ничего такого, что с полной очевидностью не противоречит Св. писанию, вопреки другим реформаторам, говорившим о необходимости уничтожения всего, на что нет прямых указаний в св. писании. В этом смысле он не пошел за теми толкователями евхаристии, которые, отрицая преосуществление, не признавали в таинстве действительного присутствия (praesentia realis) Христа, утверждавшегося Лютером: «Я скован, говорил он, текст слишком силен, я не могу отказаться от него, ничто не вырвет его из моего ума». Между прочим, и в этом вопросе, возбужденном опять‑таки виттенбергскими богословами, как и во многих других, Лютер боялся впасть в рационализм. Если на Вормсском сейме он ставил доводы разума на одну доску со св. писанием, говоря, что он отречется от своего учения лишь убежденный св. писанием или очевидными доказательствами разума («nisi scripturae sacrae testimoniis vel evidenti ratione convictus fuero» и на вопрос: «num hoc vis te non cessurum nisi convictum sacra scriptura?» такой ответ: plane aut evidentissimis rationibus»), то позднее его пугал рационализм. В нем, как в чем-то опасном, он обвинял, напр., Эразма и Цвингли, и о разуме он рассуждал в духе старых традиций, в которых сам был воспитан: «Что, по-видимому, несообразнее с разумом, как божественность Иисуса Христа? Можно ли понять воплощение Бога в утробе Девы? Можно ли понять, каким образом Бог, присутствующий в хлебе и вине, делается снедью верующих? Вся религия – безумие для разума! Разум – блудница дьявола. Он только богохульствует и порицает дела Божии. Он ничего не понимает о Боге. Нужно его убить, нужно закрыть глаза, заткнуть уши, все чувства и верить!» Уже раньше Лютер ожидал содействия реформе со стороны светской власти, но виттенбергские беспорядки, а за ними рыцарское и крестьянское восстания еще более его убедили, что дело это должно принадлежать не «господину Всем» (dominus Omnes), а светской власти, откуда и объясняется союз Лютера с князьями, вытекавший из его задачи реформировать церковную жизнь, охранив ее от опасностей, которые порождались самою реформациею, и из сильного в нем принципа авторитета. Последний не только был привит к нему католическим воспитанием, но и основывался на собственном его характере: это была из тех властных натур, которые нередко восстают против чужой власти лишь для того, чтобы перенести ее на себя. В одной из проповедей своих в Виттенберге по случаю происшедших там во время его вартбургского заключения беспорядков он говорил так: «Уничтожение мессы согласно с писанием, это совершенно верно, но какой порядок, какое приличие соблюли вы? Нужно было вознести горячие молитвы, нужно было обратиться к властям, – тогда все увидели бы, что это дело от Бога». Когда был возбужден впоследствии вопрос об избрании прихожанами своих пасторов (что допущено было, например, Филиппом Гессенским), Лютер, сам стоявший сначала за тот же самый принцип, переменил свой взгляд и решил, что назначение новых духовных лиц должно принадлежать светским властям[2].В 1526 г. он писал об этом курфюрсту саксонскому: «Среди людей замечается столько неблагодарности к слову Божию, что если бы я мог так сделать по чистой совести, я оставил бы их жить без пастырей, как свиней, но мы не можем так поступать. Так как папский порядок отменен, все учреждения делаются вашим достоянием, как верховного главы. Ваше дело всем этим управлять; никто другой об этом не заботится, не может и не должен заботиться». Таким образом, Лютер признавал за князьями права, принадлежавшие прежде папе. Для того, чтобы были сохранены известные принципы при устройстве церкви, Лютер потребовал церковной ревизии. Курфюрст саксонский назначил для этого отдельную комиссию, а инструкцию для неё написал Меланхтон. Этот документ весьма интересен заявлением того принципа, что нужно как можно более оставлять из старых церемоний, ибо всякие новшества причиняют только вред. (Obsecro, quantum ex veteribus caeremoniis retineri potest, retineas. Omnis novitas nocet in vulgo). Осмотр реформированных церквей был произведен Лютером, Меланхтоном и другими лицами, и он еще более утвердил Лютера в его консерватизме. Тогда же он написал свои два катехизиса, по которым должны были учить народ вере всегда в одних и тех же выражениях: законоучители подвергались испытанию в знании катехизиса и не смели от него уклоняться, преподавая народу закон Божий.

Мы нарочно несколько забежали вперед, чтобы сопоставить все эти факты, рисующие нам Лютера, как реформатора. Враг насилия и лишнего новаторства, человек, придававший главное значение внутреннему содержанию религии и сравнительно индифферентно относившийся к внешним её формам, деятель, в котором и личный характер, и привычки, привитые воспитанием, и боязнь за взятое на себя дело укрепляли известного рода консерватизм и поддерживали мысль о необходимости прочного авторитета, глубоко верующий богослов, бывший противник разума, когда последний сталкивался с религией, естественно и необходимо должен был разойтись с людьми, быстро переходившими от слова к делу, сразу хотевшими полного переворота во всех внешних отношениях, полагавшими в этих отношениях все зло, которое нужно было искоренить, не дорожившими традициями и требовавшими безусловной свободы, хотя бы ее приходилось вводить насилием. Так оно и произошло. Лютер, действительно, разошелся с людьми, которые сначала считали его своим и думали, что идут с ним по одному пути. Он разошелся с ними, хотя нередко они делали только логические выводы из собственных его воззрений или применяли к жизни его же слова. На Лютера не могло не подействовать зрелище того, что он считал искажением своего дела, и это направляло его деятельность в определенную сторону: он не хотел позволить начавшейся реформации идти далее того, перед чем он останавливался сам, и он думал лишить её врагов всякого повода колоть ему глаза указанием на то, что вышло из его проповеди. Он и выступил против новаторов. Начавшаяся полемика только разжигала страсти и развивала в Лютере нетерпимость, которая была присуща его властной натуре, привита ему воспитанием в принципах средневекового католицизма, а потом укреплена его успехом, как самого популярного человека в Германии и официально признанного руководителя реформации. С другой стороны, недавние сторонники Лютера стали обвинять его в измене общему делу, в неспособности иметь истинную веру, в том, что он исторгнул церковь из рук папы, дабы предать ее светским князьям, наконец, в личной тирании не лучше папской. Лютер разошелся с политическими деятелями вроде Гуттена, желая ограничить свою задачу одной церковной реформой. То же самое заставило его выступить против других реформаторов, соединивших религиозные преобразования с социальными.

Меланхтон

Филипп Меланхтон. Портрет работы Луки Кранаха Старшего, 1532

Вообще эта эпоха внесла много чисто личной борьбы в то напряженное общественное движение, которое тогда происходило в Германии. Малодушное отношение Рейхлина к делу Лютера сильно вооружило против него Гуттена. Эразм, которого враги Лютера считали главным его вдохновителем, дошел до весьма острой полемики с реформатором и также должен был оправдываться от обвинений в измене, указывая на то, что он никогда и не приставал к Лютеру. По поводу тех же отношений у Эразма произошла серьезная размолвка и с Гуттеном. Да и вообще гуманисты весьма различным образом отнеслись к религиозному движению. Одни из них стали (да и то различным образом) на его сторону, как поступили Гуттен и Меланхтон, помощник Лютера в богословских занятиях; другие остались (и опять‑таки по весьма разным побуждениям) в лоне старой церкви и даже сделались её защитниками, как Экк или сам Эразм, вступивший с Лютером в полемику, впрочем, более отвлеченного и философского характера; третьи заняли нейтральное положение и с грустью смотрели на наступление «железного века» (напр., поэт Эобан Гесс, один из видных приверженцев эрфуртского гуманистического кружка, светский поэт, на которого неприятно действовала враждебная науке мистическая проповедь). Одним словом, в эту горячую пору столкнулись между собою весьма различные умственные течения, противоположностям которых до того времени не было поводов проявиться с такою силою.

Рассматривая Лютера среди этих взаимно сталкивавшихся идей и стремлений, вовсе не следует делать из них только фон, на котором рельефнее выступала бы фигура реформатора, как единственного человека, знавшего и понимавшего, что было нужно. Между тем многие историки говорят о виттенбергских радикалах и цвиккауских пророках, выступивших на сцену во время пребывания Лютера в Вартбурге, лишь для того, чтобы в более выгодном свете представить самого Лютера при сравнении с ними. Привычка, унаследованная от старых историков, смотреть на реформацию, главным образом, как на движение, имевшее своею задачею создать то, чем сделалась основанная Лютером новая церковь, – сказалась на многих авторах, лишь мимоходом останавливающихся на внелютеранских религиозных движениях. Протестантское происхождение исторических взглядов на реформацию до сих пор сказывается в том, что положительным её явлением признается лишь ортодоксальный протестантизм, а по отношению к нему сектантство выставляется, как явление отрицательное, как искажение реформации. Говоря о католической реакции против протестантизма, эти историки не видят, что и сам протестантизм принимал реакционный характер по отношению к сектантству. В самом деле, лютеранская реформация одновременно началась и в смысле преобразования старой церкви на новых принципах, и в смысле подавления других новых принципов в пользу начал, взятых у старой же церкви, а роль Лютера в этом отношении напоминает нам поведение других крупных исторических деятелей, бывших и возмутителями, и умерителями движения (напр., Кромвеля в первой английской революции и Мирабо в революции французской).

Лютер не был единственным религиозным реформатором: одновременно с ним выступили и другие, и, например, цюрихский реформатор Ульрих Цвингли, ровесник Лютера, проповедовал аналогичное его воззрениям учение еще в 1516 г., т. е., как сам он пояснял, еще в то время, когда даже имя Лютера было неизвестным в его краю (ео scilicet tempore, quum Lutheri nomen in nostris regionibus inauditum adhuc erat, doctrinam Christi non а Luthero, sed ex verbo Dei didici); были и другие реформаторы, заявившие себя позже, вроде базельского Эколампадия. Но настоящим месторождением реформационного движения был все‑таки Виттенберг, где у Лютера было много друзей, помощников, сторонников и почитателей. Среди них на первых же порах выдвинулся пылкий и увлекающийся Карлштадт, схоластический профессор, диспутировавший в 1519 г. с Экком. В 1521 г. мы видим Карлштадта уже разделяющим ту точку зрения, с которой отрицалось все прямо не предписываемое Библией, и стоящим во главе бурного религиозного движения, овладевшего жителями Виттенберга и сразу получившего иконоборческий характер. Иконоборство проявлялось не раз в реформационную эпоху и не в одной Германии, так как почитание икон и все, что должно было служить украшением храмов и содействовать пышности богослужения, – священнические облачения, свечи, курения, – объявлялось идолопоклонством. Виттенбергская народная реформация сделалась прямо целой церковной революцией: вся «внешность католического культа уничтожалась насильственным образом, и в этой разрушительной деятельности действительно было как бы только отрицание старого, расчищавшее почву для созидания нового, хотя и не на тех принципах, которые были положены в основу реформы Лютера.

Карлштадт

Карлштадт (Андреас Боденштейн)

К иконоборству присоединилась проповедь религиозных начал, в которых индивидуалистические стремления самого Лютера, насколько они были присущи его протесту, получали дальнейшее развитие. В небольшом саксонском городке Цвиккау, находящемся в Рудных горах, возникло именно особое движение, источники которого доселе не вполне ясны. В городке было много рудокопов, суконщиков и иного рабочего люда; среди них происходило, как и во многих местностях Германии, демократическое движение социального оттенка. Быть может, продажа индульгенций, посредством которых богатые могли откупиться от грехов, наводила их на мысли, неблагоприятные для церкви, но не невероятно и то, что движение было гуситского происхождения. Суконщик Николай Шторх называется как один из первых цвиккауских пророков: «это был человек, знавший хорошо св. писание» и находившийся под наитием Св. Духа, как думали его приверженцы, увлеченные красноречием его проповеди. К нему примкнул Макс Штюбнер, учившийся в Виттенбергском университете, поклонник Лютера, но пошедший потом своей дорогой. Проповедники имели успех; около них образовалась секта, назвавшаяся впоследствии баптистами, избранным народом, новым Израилем. Так как они требовали, чтобы младенцев не крестили, а крестили только взрослых, и многие из них вследствие этого перекрещивались, их стали называть перекрещенцами, анабаптистами. Секта эта получила мистический характер: основываясь на Новом завете и принимая Ветхий лишь в виде дополнения к новому, насколько последний ему не противоречил, они противопоставляли этому внешнему откровению, которое «Бог прямо дал бы с неба, если бы хотел только в нем одном открыть свою волю», другое откровение, внутреннее, совершающееся в душе свыше озаренных лиц, и переносили на себя обещание «Деяний апостолов», где апостол Петр ссылается на предреченное пророком Иоилем: «и будет в последние дни,. говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть; и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать»[3]. Эту черту – мистическую веру во внутреннее откровение и пророческий дар – мы встречаем и у многих других сектантов (напр., в XVII в. у квакеров): в этом выразился широкий религиозный индивидуализм, делавший каждого единственным судьею своей совести и мешавший анабаптизму сложиться в твердо установленную и прочно организованную религиозную систему. Уже в XVI веке анабаптисты дробились на четыре десятка сект, признававших необходимость возвращения к церкви апостольских времен, веры в милосердие Божие, послушания заповедям Божиим и добрых дел, без которых вера мертва, и учивших, что воля человеческая свободна, и что потому каждый может верить и думать, как хочет, – два пункта, по которым они расходились с Лютером. Виттенбергский реформатор развивал учение о том, что оправдывает человека только вера, и что вера дается в силу действия на человека благодати, зависящей всецело от божественного предопределения, в свою очередь устраняющего возможность свободной воли (liberum arbitrium), делающего необходимым лишь servum arbitrium. В 1521 г. Шторх и его единомышленники подверглись преследованию: некоторых из них посадили в тюрьму, а затем их изгнали из Цвиккау, но это только содействовало распространению их учения, так как изгнанники стали проповедовать новую веру в других местах.

Томас Мюнцер

Томас Мюнцер

Одним из таких проповедников был Фома Мюнцер, главный герой анабаптизма в середине двадцатых годов. В 1521 г. ему было уже около тридцати лет. Еще за несколько лет перед тем он уже устраивал заговор против магдебургского архиепископа Эрнста II, скончавшегося в 1513 году, когда он сам был еще совершенным юношей. Это был человек непоседливый, постоянно менявший место жительства и род занятий. Достигши в 1515 г. степени magistri artium и бакалавра теологии, он жил в разных местах, пока в 1520 г. не получил места проповедника в одной из цвиккауских церквей; здесь он сразу обратил на себя внимание местных жителей, особенно простого народа, своими резкими нападками на монахов. С последними у него дело дошло до ожесточенного спора, по поводу которого он обращался к Лютеру за советом. Здесь у него произошло, все в том же 1520 г., столкновение с проповедником, пользовавшимся благосклонностью местной аристократии, Иоанном Виденауером: в это время обнаружился демократический характер социальных воззрений Мюнцера, и он городскими властями был отставлен от должности. Тогда он сблизился с Николаем Шторхом и суконщиками, а затем вместе с другими агитаторами был изгнан из города, уже совсем проникнутый идеями не только церковной реформации, но и полного общественного переустройства, веря в силу внутреннего откровения и убежденный в собственном своем предызбрании. Цвиккауские пророки явились в Виттенберге, где проповедь их с значительным социальным оттенком произвела сильное впечатление среди антикатолического движения, руководимого Карлштадтом. Друг Лютера сам до известной степени подпал под влияние Мюнцера. Движение приняло крайне фанатический характер. Вместе с католическою внешностью стали преследоваться и светская наука, признанная за излишнее и мертвое дело, и общественные удовольствия, как нечто безнравственное. Цвиккауские пророки стали требовать и раздела богатств между бедными во имя Евангелия. Власти, образованные люди и имущие классы растерялись. Меланхтон колебался, спрашивая себя, не исходит ли дух пророков действительно от Бога, а Фридрих Мудрый говорил, что он не может понять этого великого вопроса, будучи светским человеком, но что скорее он готов был бы взять в руку посох и удалиться в изгнание, чем сознательно противиться воле Божией.

Лютер жил, как было сказано, в Вартбурге, когда все это произошло в Виттенберге. Несмотря на папское проклятие и имперскую опалу, он решился ехать в Виттенберг и в ответ на предостережения курфюрста относительно неприязни к нему герцога саксонского Георга писал ему, что, будь в Лейпциге (резиденции герцога) дела в том же положении, как и в Виттенберге, он и туда поехал бы, «хотя бы там девять дней шел дождь из герцогов Георгов и каждый был бы в девять раз свирепее этого». Приехав в Виттенберг, он целую неделю проповедовал против Карлштадта и цвкккауских пророков. Авторитет его был так велик, что ему удалось успокоить город, конечно, при содействии власти и университета, который, напр., запретил одну книгу Карлштадта. В этом деле Лютер проявил большой героизм, тем более, что, уезжая в Виттенберг, он смело писал самому курфюрсту, что вовсе не считает его курфюршескую милость человеком, который мог бы защищать или спасти его. Это показывает, что Лютер не из малодушия и трусости отказывался от движения с политическим и социальным характером. После этого цвиккауские пророки убедились в том, что им нечего было рассчитывать на Лютера и на властей, к которым они тоже обращались с воззваниями о реформе церкви в своем духе, и они понесли свою проповедь к давно уже волновавшимся крестьянам.

Виттенбергские беспорядки 1521–1522 года и были началом реформационного движения в народных массах. Само событие это было возможно только при том возбуждении, какое господствовало во всех слоях немецкого народа, и совсем даже не будь Лютера с его религиозною реформою, общие условия времени и без него породили бы те смуты, которые произошли во всей Германии в следующие за началом реформации годы: в немецком народе существовали все данные для возникновения сектантства с мистическим и социальным характером. Анабаптизм, соединивший в двадцатых годах под своим знаменем значительную часть восставших крестьян, а в тридцатых собравший в Мюнстер массу недовольных для основания «Нового Сионского Царства», был не искажением реформации Лютера, а совершенно самостоятельным явлением. Он вырос на одной почве с лютеранством, но, так сказать, питался из неё другими соками, нежели те, которые дали вырасти и окрепнуть реформации Лютера.

В начале двадцатых годов XVI в., таким образом, стояли друг против друга два взаимно враждебные направления, одинаково объявившие войну католицизму: библейская реформация, породившая протестантизм, и мистическая реформация, давшая начало сектантству. В то же время проявилось впервые, хотя и в слабой степени, религиозное вольномыслие, которому тоже суждено было играть не малую роль в культурной истории Запада. Нам еще подробнее придется говорить о Михаиле Сервете (1509–1556) и Фавсте Социне (1539–1604), двух наиболее крупных антитринитариях XVI в., называемых таким именем за отрицание троичности Божества и божественности Иисуса Христа. Пока отметим, что ранний антитринитаризм зародился в анабаптизме. Некоторые сектанты в своей критике «человеческих измышлений» в религии пошли далее Лютера и других реформаторов и стали нападать на основные догматы христианства, приложив рационалистические толкования к учению о св. Троице и её второй ипостаси. В конце двадцатых годов в Вюртемберге был казнен Конрадин Бассен за отрицание богочеловечества Христа. Около того же времени в самом Виттенберге явился проповедник Иоанн Кампан, вмешавшийся сначала в спор Лютера с Цвингли о таинстве причащения, а потом начавший высказываться против догмата о троичности Божества. Его учение, которое он огласил в печати («Восстановление и исправление божественного и священного Писания», 1532 г.) весьма характерно для раннего антитринитаризма. В св. писании, говорил он, сказано, что Бог сотворил человека по образу своему («сотворим человека по образу нашему и по подобию»), и прибавлено: «мужа и жену сотворил их», т.е. создал не просто человека, а человека‑супружество, человека‑чету, два лица в одном человеке. Адам и Ева – один человек, созданный по образу и подобию Божию, значит и в Боге два лица, хотя Бог и один; и Христос сказал поэтому: «Аз и Отец едина есма». Дух же Св., учил Кампан, не есть особое лицо Бога: это общая природа, общая сущность Отца и Сына и проявление обоих в человеке. Затем равенство Сына с Отцом он отрицал: Сын рожден, сотворен и создан из существа Отца, он его служитель, посланник и вестник. Выступив и в качестве общественного агитатора, Кампан был наконец посажен в темницу, где и умер. В Страсбурге такая же судьба постигла Мельхиора Гофмана, которому анабаптисты предложили устроить здесь «новое царство Христово». И он отрицал божественность Иисуса Христа и искупительное значение его крестной смерти. Антитринитарии Лютером были осуждены. В диспуты с ними он сначала не вступал, не опровергал их учение богословской полемикой, а только указывал на них светской власти, как на людей опасных. Лишь успех позднейшего антитринитария Сервета заставил его приняться и за богословскую полемику. Нужно прибавить, что и в Швейцарии анабаптистское движение породило отдельные случаи антитринитаризма. Один из первых последователей Цвингли, Людвиг Гетцер, очень скоро перешел на сторону анабаптистов и должен был покинуть Цюрих. Встреча его с анабаптистом Иоанном Денком, человеком не без значительного образования, снова возвратила его секте. Гетцер и Денк вместе странствовали, распространяя свое учение; вместе же они исполнили перевод еврейских пророческих книг. Денк умер в 1528 г., а Гетцер через год был обезглавлен в Констанце за нецеломудренную жизнь. По учению Денка существуют два откровения, при чем внешнее откровение, т.е. св. писание, имеет второстепенное значение; Христос не искупитель, а только пример, которому мы должны следовать. Затем у него мы встречаемся прямо с пантеистическими взглядами. Гетцер был также антитринитарием, и свои воззрения на этот предмет он так формулировал в одном стихотворении:

 

«Ich bin allein der einig Gott,
Der one Gehylft alle Dinge beschaffen hat.
Frags du, wie viei meiner sey?
Ich bin's allein, meiner sind nit Drey».

 



Литература: Th. Kolde. Friedrich der Weise und die Anfänge der Reformation. – Сочинения no истории сектантства: Erbfyam (см. выше, стр. 13). – А. Михайлов. Революционный анабаптизм. – Будрин. Антитринитарии XVI века. – L. Keller. Geschichte der Wiedertäufer und ihres Reichs zu Munster и Ein Apostel der Wiedertäufer. – Hast. Geschichte der Wiedertäufer. – Hase. Das Reich der Wiedertäufer. – Тумбюльтг. Перекрещенцы. Социальное и политическое движение во время реформации. – Cornelius. Geschichte des munsterischen Aufruhrs. – Trechsel. Die protestantischen Antitrinitarier vor Faustus Socin. – Seidemann. Thomas Munzer. – О. Merx. Thomas Munzer und Heinrich Pfeifer. – См. также ниже, гл. XI.

[2] Для взгляда Лютера вообще на светскую власть см. в 1 выпуске «Источников по истории реформации».

[3] Учение это было изложено Меланхтоном в «Loci communes theologici». По этому поводу Лютер полемизировал с Эразмом, а дальнейшим развитием учения о спасающей вере, действии благодати и предопределении была доктрина Кальвина.