Фридрих Ницше находит в классической афинской трагедии художественную форму, основанную на пессимизме и нигилизме, которые порождаются бессмысленным по своей сути миром. Греческие зрители, глядя в бездну человеческого страдания и принимая его, страстно и радостно утверждали смысл собственного существования. Они осознавали себя бесконечно выше обычных мелких индивидуальностей, находя самоутверждение не в иной жизни и не в грядущем мире, но в ужасе и экстазе, переживаемых во время исполнения трагедий.
Философия Ницше. Кратко и понятно, простым языком. Слушать аудиокнигу
Филолог по образованию, Ницше размышляет об истории рождения трагической формы искусства и вводит понятие о дихотомии (раздвоенности) между «дионисийским» и «аполлоновским» началами (то есть, о представлении реальности как дикой, неоформленной чувственной стихии – и её упорядоченности по ясным, хорошо различаемым друг от друга формам). Жизнь, считает Ницше, постоянно проходит в борьбе между этими двумя элементами, каждый из которых оспаривает у другого господство над человеческим духом. Согласно Ницше, там, где преобладает дионисийское, аполлоновское вытесняется и уничтожается, а там где первый натиск дионисийского успешно отражается, власть и величие дельфийского бога Аполлона проявляется более жестко и грозно, чем когда-либо. Тем не менее, ни одно из двух начал никогда не может возобладать над другим полностью, ибо им суждено существовать в вечном, естественном равновесии.
Ницше утверждает, что древнегреческая трагедия является высшей формой искусства, ибо она соединяет аполлоновский и дионисийский элементы в неразрывном целом, позволяя зрителю испытать полный спектр состояний человеческого духа. Дионисийский элемент содержится в песнях и музыке хора, а аполлоновский – в диалоге актёров, который вносит в эллинскую трагедию конкретный символизм, уравновешивающий разгул стихии Диониса. Аполлоновский дух здесь придаёт форму необузданному дионисийскому чувству.
До развития искусства трагедии Древняя Эллада пережила эпоху статического, идеализированного пластического искусства в виде скульптуры. Та представляла собой аполлоновский взгляд на мир. Дионисийский элемент предстояло обнаружить в диком буйстве пьяных народных праздников и, самое главное, – в музыке. Сочетание этих двух элементов в одной форме искусства и привело к рождению трагедии. Ницше выдвигает теорию, что хор греческой трагедии первоначально состоял из одних сатиров (козлоногих самцов). (Это не вполне подтверждено, хотя слово «трагедия» – τραγωδία – действительно означает «песнь козлов»: от Tragos = «козёл» и aeidein = «петь».) Таким образом, утверждает Ницше, иллюзия цивилизованности устранялась для зрителей в эллинском театре первобытным образом человека. Благодаря проникновенным песням хора зрители ощущали самих себя возрождёнными древними духами природы – сатирами. Но в этом состоянии, они имели и оформленный аполлоновский образ самих себя, той энергии, которую они воплощали. Это образ бога Диониса, представавший перед хором на сцене. И актеры, и сюжет являлись развитием этого оформленного образа, чья внутренняя суть восходила к восторгу расчленения бога в вакхических ритуалах, к нераздельному экстазу и муке человеческого существования.
После времени Эсхила и Софокла наступила эпоха, когда трагедия умерла. Ницше связывает её с влиянием писателей, вроде Еврипида, и с приходом рационального мировоззрения, в лице Сократа. Еврипид ограничил использование хора и более натуралистично представлял человеческую драму, сильнее связав её с реальностями повседневной жизни. Сократ выдвинул роль разума до такой степени, что размыл значение мифа и страдания в человеческом мироощущении. По мнению Ницше, эти два мыслителя способствовали падению непосредственного человеческого участия в эстетическом переживании, потому что видели вещи слишком трезво и рационально. Присутствие мистического аспекта в искусстве и мифа было утрачено греками – и вместе с ним, многое из способности человека творчески жить в оптимистичной гармонии со страданиями бытия. Фридрих Ницше полагает, однако, что равновесие дионисийского и аполлоновского начал, возможно, будет восстановлено в современном искусстве благодаря операм Рихарда Вагнера и возрождению ими духа древней трагедии.
По контрасту с типичным для Просвещения взглядом на древнегреческую культуру, как нечто исполненное спокойного благородства, простоты, элегантности и величия, Ницше полагал, что греческий дух вёл упорную схватку с пессимизмом. Вселенная, в которой мы живем, – продукт великих противоборствующих сил, хотя теперь мы не видим и не осознаём её таковой. Представления о мире, распространившиеся в эпоху европейского Нового времени, по убеждению Фридриха Ницше, не имеют почти никакой связи с истинной сутью бытия. Человеческая судьба похожа на древнегреческую трагедию. Она как раз и состоит в том, чтобы пребывать под контролем темных мировых дионисийских сил и в то же самое время тешить себя мечтательным миром спокойных аполлоновских иллюзий.
Согласно Ницше, задача людей – переживать и осознавать дионисийскую сторону жизни, не упуская самоочевидного значения аполлоновского начала. Ни для отдельного человека, ни для общества в целом не нормально быть полностью поглощённым духом лишь одного из этих двух принципов. Здраво – иметь равную опору в них обоих. Разработанный Ницше взгляд на афинскую трагедию разъясняет, как именно дионисийский и аполлоновский элементы жизни были художественно переплетены в ней до Еврипида и Сократа. Греческий зритель имел верный взгляд на мир благодаря непосредственному опыту дионисийского под защитой аполлоновской сценической формы трагедии.
