Александр в Сузах и Вавилоне

 

 

 

Александр в Сузах

По окончании праздников, Неарх продолжал свое плавание вдоль берега (Periplus) по восточной стороне Персидского залива до устья Паситигра, а Гефестион с большей половиною войска, слонами и обозом пошел этим плоским, но плодородным берегом в Сузу, куда двинулся и Александр с македонской конницей и легкой пехотой другим путем через Персеполь и Пасаргады. Неприятны были новости, узнанные Александром в этих городах. Он с печалью и негодованием увидел в Пасаргадах, что гробница Кира взломана и ограблена во время индийского похода (II, 391). Еще больше печалился и негодовал он, слыша жалобы на беззакония, грабежи, поругание женской чести и всяческие злодейства, которым предавались в его отсутствие правители и военачальники, македоняне и персы. Буйная игра войны, разрушавшая весь привычный порядок, возбуждала необузданные страсти, и люди увлекались дерзкими замыслами, неукротимыми желаниями, фантастическими надеждами. Многие сатрапы дозволяли себе всяческие беззакония в надежде, что Александр погибнет на походе в Индию или на обратном пути. Было много данных, которые показывали, что вожди наемников и восточные вельможи задумывали восстать против царя и основать независимые государства. Александр видел необходимость предать преступников беспощадному наказанию.

Государство Александра Македонского

Государство Александра Македонского

 

 

Наказание преступных наместников

Клеандр, Ситальк и Агатон, предводители греческих наемников, охотно принявшие на себя поручение убить Пармениона, полагая; что, оказав Александру эту услугу, они могут многое позволять себе безнаказанно; они в Мидии притесняли население, грабили храмы, совершали всяческие беззакония; они были казнены вместе с множеством наемников, бывших соучастниками их преступлений. Казнен был Аспаст, сатрап Карамании. Обвинялся в притеснениях и грабительстве Орсин, сатрап Персиды, происходивший от Ахеменидов; его небрежности или соучастию приписывали также то, что были взломаны и ограблены гробницы персидских царей в Персеполе и Пасаргадах; он думал смягчить гнев Александра смирением и богатыми подарками, но напрасно: он был наказан позорною смертью; Александр велел повесить его; прекрасную его сатрапию получил Певкест, один из начальников отряда телохранителей, спаситель жизни Александра при взятии города маллов, подобно своему царю полюбивший одежду и персидский образ жизни персов. Мидянин Бариакс, задумавший стать царем, тоже был наказан смертью. Преступного наместника паретакенской области. Оксатра, Александр убил своей рукой; отец Оксатра, Абулит, умер в темнице, от которой не избавился богатыми подарками Александру.

 

Бегство Гарпала в Афины

Беспристрастный и беспощадный суд царя ужасал всех тех сановников, совесть которых была нечиста. Брат индийского наместника Филиппа, убитого в предыдущем году восставшими индийцами, казначей Гарпал, желая избежать заслуженного наказания, ушел из Экбатаны в Грецию, взяв 5000 талантов и, для охранения этой громадной суммы, отряд из 6000 греческих наемников.

При жизни царя Филиппа Гарпал был верным приверженцем Олимпиады и её сына; по признательности к нему за это Александр постоянно оказывал ему большой почет, снисходительно простил ему даже то, что он около времени битвы при Иссе, похитив значительную сумму из царской казны, бежал в Мегару. Он был хром, потому не мог участвовать в походной жизни, и Александр назначил его заведующим казною, хранившеюся в Экбатане. Когда царь ушел в Индию, Гарпал стал чрезвычайно расточительно расходовать царскую казну на роскошное сладострастие; он заставлял оказывать царские почести своим любовницам азиаткам и гречанкам; конечно, он не мог после этого явиться для отчета к разгневанному царю. Тридцать триер перевезли его сокровища и конвой на мыс Суний. Раньше того он уже дарил афинскому народу много хлеба и в благодарность за то получил право афинского гражданства: вероятно, он приобрел подарками расположение многих влиятельных людей в Афинах; потому он рассчитывал найти там благосклонный прием; но он ошибся. Нерассудительные люди патриотической партии склоняли, кажется, народ к тому, чтобы воспользоваться громадной денежной поддержкой, какую может оказать Гарпал, и начать войну против Александра. Но македонская партия успела отклонить афинян от такого безрассудства, и успела тем легче, что ей помогал в этом Демосфен, противодействовавший опрометчивому намерению своих политических друзей. Мы видели, что он советовал афинянам не нарушать Филократова мира при неблагоприятных войне обстоятельствах, терпеливо выносить этот тяжелый для них мир и всеми силами готовиться к войне, чтобы начать ее, когда явится возможность успеха. Так и теперь он показал, что далеко превосходит большинство своих политических друзей проницательностью взгляда, рассудительностью, силою терпения, твердостью характера. Итак афиняне не впустили в Пирей триеры и наемников Гарпала; только когда он отослал их к мысу Тенару, они дозволили войти в Пирей триере, на которой был он с личной своей свитой. Антипатр и Олимпиада потребовали от афинян, чтобы они выдали им Гарпала; того же требовал начальник македонского флота Филоксен. Теперь Демосфен воспротивился предложению македонской партии исполнить эти требования и, по его совету, народ решил держать Гарпала под стражей, а привезенные Гарпалом деньги хранить в Акрополе до получения от Александра ответа о том, как поступить с ними. Таким образом, проницательное и патриотическое мнение Демосфена восторжествовало в народном собрании; но он навлек на себя вражду обеих партий, и они скоро нашли случай отметить ему, как мы увидим далее.

 

Складывание мирового государства. Свадьбы в Сузах

Когда войско и моряки собрались в Сузе, начался ряд праздников баснословных по своему великолепию, таких, каких еще никогда не бывало. Стремясь осуществить свою мысль о слиянии западного мира с восточным, Александр устроил громадный праздник свадеб европейцев с азиатскими девушками. Это был праздник женитьбы его самого, его полководцев и телохранителей и множества других воинов. Он женился на дочери Дария Статире, или Барсине, его полководцы и вельможи женились на дочерях персидских князей и вельмож. За пиром этих свадеб, отпразднованных в великолепно убранном царском шатре по‑персидски была отпразднована женитьба более чем десяти тысяч македонских воинов тоже на азиатских девушках. Царь дал всем невестам хорошее приданое, уплатил долги, в которые вошли почти все македонские воины своим мотовством, и щедро роздал подарки, привезенные ему посольствами со всех концов государства. Брачный праздник длился пять дней; они были наполнены пирами, зрелищами и всяческими развлечениями. «Стан был полон шумного веселья», говорит Дройзен: «в одном месте играли и пели арфисты и рапсоды из Ионии и Великой Греции, в другом показывали свое искусство индийские фокусники и акробаты, в третьем маги и наездники из персидских земель, в других местах греческие танцовщицы, флейтисты, труппы актеров». До нас дошли отрывки данной тогда сатирической драмы, сюжет которой – бегство хромого казначея Гарпала. Видела празднующая толпа зрелище и совершенно иного рода: старик, индийский подвижник Сфин (или Калан), последовавший за македонским войском в Персию и пользовавшийся большим уважением Александра и его полководцев за свою мудрость и благочестие, сделался тогда в первый раз во всю жизнь болен и, не желая, чтобы спокойствие его души нарушалось болезнью, добровольно кончил жизнь в пламени костра.

Александр Македонский

Александр Македонский

 

 

Пополнение войска азиатами и недовольство македонян

По мере того как Александр и его приближенные принимали восточные формы жизни и обнаруживался его план уравнения и слияния побежденных с победителями, усиливалось неудовольствие македонян, гордое национальное чувство старых его солдат раздражалось. Они привыкли видеть царя, его полководцев и сановников, одетых в мидийское платье, украшенных восточными эмблемами власти, женились на азиатках, которых впрочем считали не женами, а только наложницами, но не могли скрыть своего негодования, когда Александр ввел в состав своего войска молодых туземцев, вооруженных и обученных по‑македонски. Таких юношей, набранных из разных азиатских племен, было уже 30000 человек; эти крепкие молодые люди были обучены хорошо и оказались смелыми, искусными воинами. Через несколько времени Александр причислил к почетному отряду конницы знатных молодых людей, выбранных из конных войск Ирана, арийских земель и Парфии; в свите царя появились молодые азиатские вельможи, вооруженные по‑македонски. Старые воины Александра видели, что царь хочет приобрести себе возможность обходиться без них, обеспечить себя от повторения таких случаев непослушания, как на Гифасисе, собирает войско, с которым удобнее будет ему предпринимать новые рискованные походы. Македонские воины потеряли доверие к Александру, прониклись мрачным неудовольствием на него. Они хотели отдыха, желали спокойно наслаждаться приобретенными богатствами и видели, что неутомимый ум царя занят новыми планами; гордость их оскорблялась тем, что они принуждены разделять военные почести с побежденными варварами, что царь отнимает у них плоды их побед. Они говорили, что он разлюбил своих прежних воинов, хочет избавиться от них. Неудовольствие возросло, когда Александр заставил воинов производить тяжелые работы на Тигре.

Гефестион с главными силами пошел из Сузы на вавилонскую равнину, а сам царь поплыл с конницею и легкой пехотой на кораблях Неарха к Персидскому заливу, чтоб исследовать устья Евфрата, создать новые пути на восток, восстановить и улучшить прежние сообщения по рекам и морю. Он осмотрел низовье Евфрата, назначил место для основания нового города на морском берегу и поплыл вверх по Тигру на соединение с Гефестионом. Для облегчения судоходства он велел прорезать плотины, возведенные персами, очистить от ила и песка засорившиеся каналы и искусственный озера, поправить испортившиеся шлюзы и прибрежные насыпи.

 

Мятеж солдат в Опиде

После этих полезных, но тяжелых работ, Александр собрал все войска в стан, устроенный близ Опиды на берегу Тигра в богатой местности Ассирии. Тут обнаружилось, до какой степени усилилось неудовольствие войска. Александр объявил ему, что с почетом отпускает на родину старых воинов, которые по преклонности лет и по ранам стали неспособны к службе и желают отдыха, оставляет лишь тех, которые сами того захотят; он объявил это в собрании всего войска, думая, что его слова будут приняты с восторгом; но поднялся шум; воины кричали, что он хочет избавиться от прежних сподвижников, заменить их варварским войском, что, изнурив их, он теперь с презрением прогоняет их старыми и дряхлыми на родину. Они требовали, чтобы он отпустил всех македонян; пусть он идет в поход без них с своим божественным отцом Аммоном, кричали они. Раздраженный этой дерзостью Александр сбежал с трибуны, ринулся в толпу. Военачальники и телохранители бросились вслед за ним; он арестовал тринадцать человек, показавшихся ему зачинщиками мятежа; их повели из толпы; он закричал вслед, чтоб их вели на смерть, и они были утоплены в Тигре. Толпа замолчала; при глубокой тишине Александр взошел опять на трибуну и сказал воинам грозную речь, содержание которой передает нам Арриан. Он начал так:

«Я возобновляю речь не с тою целью, чтобы помешать вам уйти на родину; для меня все равно, уйдете ли вы или нет; я только хочу сказать вам, чем вы были прежде, и чем сделал вас я». Он описал то, что сделал для македонян отец его Филипп; говорил, что до Филиппа они были бедные пастухи, одетые в шкуры животных, с трудом оборонявшееся от нападений иллирийцев и фракиян, а Филипп сделал их владыками Греции и всех земель до Геллеспонта; потом он напомнил им о своих подвигах, о том, какие богатства и почести доставил он им своими победами, о том, что он делил с простыми воинами все лишения и труды, о ранах, рубцами которых покрыто все его тело, о ночах, которые проводил он без сна, чтоб они могли спать спокойно, о подарках и почестях, которыми награждал он храбрых, оставшихся живыми, о статуях и гробницах, которыми почтил он память павших. Он кончил словами: «Идите же и, возвратясь на родину, скажите, что вы покинули на Тигре вашего царя Александра, победителя персов, мидян и индийцев, сражавшегося вместе с вами на Гидаспе, делившего с вами страдания похода через пустыню, что вы отдали его охранению побежденных азиатцев; я полагаю, что такое известие даст вам славу и любовь у богов и людей. Идите!» Сказав это, он быстро сошел с трибуны и удалился из стана в город; он взял с собою только своих телохранителей. Два дня пробыл он в городе, не допуская к себе никого из остальных воинов. Войско в стане не знало, что думать, что делать; у него не было руководителей, и оно не могло принять никакого решения. Наконец македоняне услышали, что царь хочет совершенно ввериться азиатским воинам, дать их отрядам те названия, которые принадлежали македонским отрядам, что он уже сделал азиатов своими телохранителями, объявил знатных персидских военачальников своими родственниками, дал им право всегда свободно входить к нему и здороваться с ним по‑македонски, что он не допускает к себе македонян, что он велел мятежникам уйти из стана, – эти известия сломили их упорство. Ими овладело горькое раскаяние; они предались шумной скорби, пошли толпами к жилищу царя, бросили на землю свое оружие в знак смирения, стали просить, чтобы царь простил их, позволил им увидеть себя; говорили, что покорятся всякому наказанию, выдадут главных возмутителей, не отойдут от дворца, будут оставаться тут день и ночь, пока царь простит их. Действительно, они оставались у дворца двое суток, продолжая просить прощения. Александр наконец вышел и, увидев своих ветеранов повергнувшимися перед ним на землю, залился слезами и примирился с ними. Обняв и поцеловав одного из начальников, он сказал, что объявляет всех македонян своими родственниками; воины в восторге снова схватили оружие и с песнями пошли в стан. Александр дал пир, на который было приглашено девять тысяч воинов; совершив возлияние богам, он просил, чтобы они были милостивы к нему и войску, дали единодушие государству, согласие македонянам и персам; это был пир примирения, означавший, что Александр не хочет помнить мятежа воинов. Македоняне перестали противиться желанию царя, чтобы победители соединились с побежденными, и восторжествовала политика, стремившаяся объединить греческий мир с азиатским.

 

Уход ветеранов на родину

После пира примирения, Александр отпустил ветеранов. Он дал им в опидском стане богатые подарки, обещал заботиться о детях, которых они оставляют в Персии, и о детях их павших товарищей, воспитать мальчиков храбрыми воинами подобными отцам, обеспечить им самим средства жизни, дал им право занимать почетные места на всех праздниках, поблагодарил их за верность и преданность и со слезами отпустил их. Они пошли на родину, 30000 человек, под начальством храброго Кратера и одного из начальников фаланги, Полисперхонта. Кратера Александр назначил правителем Македонии на место Антипатра, постоянно ссорившегося с Олимпиадою.

 

Выработка новых государственных порядков

Александр усердно занялся исполнением своего плана устроить космополитическое государство, в котором все народы пользовались бы политической равноправностью, дать этому государству правильную просвещенную администрацию и доставить владычество в нем греческим обычаям, языку и образованию. Ему казалось, что для достижения этой цели необходимо заботиться об удобствах сношений между разными частями государства и ввести повсюду одинаковые учреждения, установить законный порядок под неограниченною властью царя. Эти заботы и были важнейшим делом последних лет его жизни. Из опидского стана он пошел в Мидию, чтобы доставить безопасность торговым дорогам через горы, в которых коссеи и другие хищные горные племена нападали на караваны. Он посетил прославленный легендами Багистан, где по преданию были некогда сады Семирамиды и где находились высеченные на скале знаменитые рисунки и надписи Дария (I, 402, II, 412, 413); он с удовольствием обозрел прекрасную нисейскую долину, где паслись прекрасные конские табуны персидских царей, прожил несколько времени в великолепном дворце огромной, богатой Экбатаны. Осенью в Экбатане он совершил великий праздник Диониса; это было блестящее торжество: Александр принес богатые жертвы, устроил гимнастические и музыкальный игры неслыханного великолепия, с роскошными пирами. Говорят, что собралось туда 3000 греческих художников; стечение народа было несметное, множество зрителей съехалось из всех областей царства.

 

Смерть Гефестиона

Александру пришлось участвовать в приготовленных им играх и пирах, хотя сердце его было печально: его верный друг Гефестион, которого с детства любил он, как Ахиллес Патрокла, занемог среди веселостей и пиров, которым предался слишком страстно. Он умер в цвете лет [324 г.]. Смерть его была чрезвычайно тяжелым ударом для царя. Три дня сидел Александр у тела друга, не принимая пищи и питья, то рыдал, то молчал в изнеможении печали. Праздники прекратились, войско и народ плакали о благороднейшем из македонян; маги угасили в храмах священный огонь, как это делалось в случае смерти государя. Когда мысли Александра несколько успокоились, он занялся устройством процессии, которая должна была сопровождать тело Гефестиона в Вавилон. Он положил на гроб локон своих волос; знатные македоняне под начальством Пердикки, повезли тело в древнюю великую столицу, где должно было совершиться погребение.

Чтобы развлечь себя новою деятельностью, Александр пошел зимою [324–323 г.] на хищный горный народ коссеев. Они оборонялись очень храбро, но он сжег шатры их стоянок, взял их укрепления; тысячи их были убиты; или уведены в плен; остальные покорились и были принуждены вести мирную жизнь, заниматься земледелием. Но печаль не покидала душу царя. С той поры, как смерть отняла у него друга, которого он любил как самого себя, сила его души была сломлена, энергия ослабела.

 

Александр в Вавилоне

В начале нового [323 г.] года он пошел в Вавилон, который хотел сделать столицею своего царства, центром цивилизованного мира; туда приехали посольства от множества народов: послы из Азии, из Греции, из Ливии, Эфиопии, из далекой Италии; они принесли подарки и поздравления владыке земель и морей, некоторые просили его решить споры их между собою. Говорят, что были тут послы даже римлян и карфагенян (стран. 136). Мысль, что слава его подвигов проникла до самых далеких народов, доставила некоторое утешение больному сердцу Александра. Особенно многочисленны были послы из Греции: одни были присланы воздать ему божеские почести по решению, принятому почти всеми греческими государствами, другие – просить отмены его распоряжения, повелевавшего греческим государствам, чтоб они дозволили возвратиться изгнанным ими гражданам. Александр принял греческих послов после всех других; этим он показал, что его прежняя любовь к грекам охладела; в особенности недоволен он был афинянами за то, что они дали приют изменнику Гарпалу.

 

Александр и греческие государства

Желая возвысить величие царского сана и находя надобным ввести одинаковые монархические учреждения во всей своей державе, Александр, исполненный мысли о своем божественном призвании, издал в предыдущем году постановление, чтобы греческие государства воздавали ему божеские почести. Это было первым шагом к тому, чтоб отнять у ослабевших греков их демократические учреждения, отжившие свое время, и сделать Грецию областью великого царства. Александр хотел поставить греков в такие жеотношения к нему, в каких были покоренные народы Азии. Он хотел, чтоб и греки признавали его своим царем. Афиняне понимали, что требование божеских почестей имеет этот смысл; когда Демад предложил народному собранию исполнить волю Александра, другие ораторы, в особенности Пифей и Ликург, восстали против этого; афинянам не нравилось требование, налагавшее на них печать формального порабощения. Но сам Демосфен посоветовал народу не отказывать могущественнейшему царю в исполнении его желания, и народ согласился. Пример афинян оказал решительное влияние на остальную Грецию. Даже в Спарте было принято постановление, высказанное в лаконической форме: «если Александр хочет быть богом, то пусть будет богом». Сообразно этим решениям были отправлены в Вавилон послы воздать почести новому божеству.

 

Приказ о возвращении изгнанников

Такую же цель имело повеление Александра, чтобы все греческие государства дозволили возвратиться своим изгнанникам, восстановили их политические права, отдали им конфискованные имущества. В новой всемирной монархии, основанной на принципе равноправности всех граждан, должны были утратить значение прежние раздоры партии; потому не оставалось надобности, чтобы множество греческих граждан продолжали скитаться бесприютными изгнанниками и служить орудием для интриганов. Думая так, Александр повелел на олимпийском празднике [324 г.], на который сошлось до 20,000 изгнанников из всех греческих областей, провозгласить, что дозволяется возвратиться на родину всем изгнанникам, кроме виновных в оскорблении святости храмов ив убийстве. Почти все греческие государства покорились этому приказанию и возвратили своих изгнанников; воспротивились только этоляне и афиняне; этоляне потому, что не хотели возвратить землю жившим на Ахелое эниадам, которых они за несколько лет перед тем прогнали; афиняне – потому, что возвращение изгнанников означало для них потерю острова Самоса, который они в 360 году завоевали и отдали своим клерухам. Теперь эти аттические поселенцы были бы должны без всякого вознаграждения возвратить прежним собственникам землю, которой владели уже 36 лет. Афинское посольство было отправлено просить Александра, чтоб он отменил свое распоряжение, но не добилось успеха.

Воспоминание о смерти Гефестиона продолжало печалить Александра и ослаблять его энергию, но все‑таки в его душе возникали новые громадные планы. Греческие художники, поехавшие с ним из Экбатаны в Вавилон, стали строить великолепное сооружение, предназначенное служить костром для торжественного сожжения тела Гефестиона, а между тем Александр велел рубить в горах Гиркании лес для построения флота на Каспийском море и в то же время задумывал поход в Аравию, покорением которой надеялся дать безопасность морской торговле. Он хотел увеличить флот Неарха финикийскими кораблями, и Неарх, направляясь по берегу Персидского залива, помогал бы его войску идти по восточному берегу Аравии. Он спустился по Евфрату, обозрел работы для поправки насыпей вдоль Паллакопского канала, сделал распоряжения об основании нового города в низовье Евфрата, и в мае возвратился в Вавилон отдать последнюю почесть умершему другу, Неблагоприятные предзнаменования и пророчества предвещали бедствие. Халдеи предсказывали Александру погибель, если он войдет в Вавилон с восточной стороны реки; но ему было неизбежно войти в город с этой стороны. Порыв ветра сорвал с его головы царскую диадему и унес ее в прибрежные камыши, где была старинная царская гробница; матрос, нашедший диадему, повязал ее на голову себе, чтоб она не мешала ему плыть. – Вавилон был наполнен разноплеменными воинами, моряками, корабельными плотниками, художниками.

 

Похороны Гефестиона и смерть Александра Македонского

Царь сделал смотр своему войску, увеличенному новыми отрядами и получившему новую организацию, и занимался приготовлениями к неслыханно великолепному торжеству сожжения тела Гефестиона. Из разных сортов дорогого дерева был построен костер, подымавшийся пятью уступами на высоту двух сот футов; он был украшен золотом, пурпурными тканями, картинами, статуями. Александр употребил на костер 10.000 талантов, его друзья и вельможи пожертвовали еще 2.000 талантов на это удивительное сооружение. При пении похоронных гимнов были принесены жертвы в честь умершего; пламя охватило костер, и во славу Гефестиона, возведенного в сан героя, были совершены игры; блестящее похоронное торжество заключилось роскошным пиром, устроенным для всего войска. В следующие дни были новые игры, длившиеся до поздней ночи; они привели в лихорадочное состояние расстроенные нервы царя. Он чувствовал себя уже нездоровым, когда фессалиец Медий пригласил его на пир в дружеском кругу. Чтобы не огорчить верного сподвижника, он принял приглашение, и после этого пира болезнь усилилась. Был уже назначен день для выступления в поход, но пришлось отсрочить его. Четвертого июня царь велел перевезти себя на другую сторону реки во дворец Небукаднезара [Навуходоносора], стоявший на высоком месте и окруженный садом (I, 476 след.); он надеялся скорее выздороветь там, в чистом воздухе; думал, что прохлада тенистых аллей и свежесть ручьев исцелят его лихорадочный жар. Но жизненные силы его были истощены, он склонялся к гробу; он томился еще несколько дней и наконец его великая душа, омраченная бредом горячки, покинула землю. Александр Великий умер 11‑го июня 323 года; когда он скончался, ему было 32 года и 8 месяцев. Он был герой и завоеватель, какого другого не представляет история человечества. Быстрота соображения, стратегическая проницательность, решительность и уверенность в победе соединялись в нем с личной храбростью и неутомимой деятельностью, таланты великого полководца и правителя с блестящей отвагой воина; его личность очаровывает возвышенным энтузиазмом, благородною любовью к знанию и окружена ореолом непрерывная счастия и молодости. Правда, в его жизни и характере есть много пятен, показывающих, что и гениальные, благородные люди легко подвергаются головокружение на высоте счастия и могущества. Были и в древности и в новое время писатели, усердно выставлявшие на вид эту дурную сторону его, любившие говорить о кровавых делах его гнева и мщения, о дурных поступках, в которые он был завлекаем своею страстью к вину, самообожанием, развиваемым в нем льстецами, раздражительностью характера.

 

Александр Македонский в исторической памяти

Но эти темные черты бросаются· в глаза так резко потому, что вся его фигура озарена сиянием, окружена поэтическим ореолом. Он был таким дивным явлением, величие его было так ослепительно, что скоро история его стала предметом легенды и поэзии, вымыслы закрыли истинные его очертания, народная фантазия последующих веков овладела его фигурою и прикрасила его подвиги поэтическими вымыслами. В его натуре лежала любовь к приключениям, располагавшая его считать близким, легким далекое, трудное; для него было заманчиво все необыкновенное, удивительное; он восхищался миром гомеровских героев, хотел воскресить этот мир, перенести его из области поэзии в действительность. Он очаровывал своею молодостью, его недолгая жизнь была непрерывным рядом отважных предприятий, геройских подвигов; у него было врожденное влечение к великим делам, – все это внушало и современникам и потомкам изумление; он пронесся быстро, как метеор, и тем ярче было сияние, которым окружило его воображение потомства. Уже во время Диадохов история его жизни получила характер романа. Персидская поэзия прославляет великого Искандера, и не желая, чтобы победитель был чужим завоевателем, восточная легенда сделала его потомком Ахеменидов, царем Персии по праву наследства.