III. Культурная борьба и Ульрих фон Гуттен
(начало)
Умственный расцвет Германии в начале XVI века. – Взаимные отношения схоластиков и гуманистов. – Поход Пфефферкорна против еврейских книг. – Рейхлиновский спор.
Ср. т. I, гл. XXX, XXXVII и XL. Сочинения по истории немецкого гуманизма (кроме книг Гагена, Янсена и др., указанных на стр. 10): Geiger. Renaissance und Humanismus in Italien und Deutschland. – Bursian. Geschichte der classischen Philologie in Deutschland. – Kampschulte. Geschichte der Universität. – Erfurt – Geiger. ReuMm – DuranddeLaur. Erasme, precurseur et initiateur d'esprit moderne. – Feugere. Erasme. Etude sur sa vie et ses oeuvres. – Drummont. Erasmus, his life and character. – Штраус. Ульрих фон Гуттен. – И. Висковатов. Эпоха гуманизма в Германии («Журн. Мин. Hap. Просв.» за 1872 г.).
Иоганн Рейхлин
Общественное брожение, происходившее в Германии перед началом реформации, сопровождалось, как и всегда это бывает, весьма сильным развитием литературной деятельности, которая сама приняла боевой характер. Конец XV и начало XVI века были для Германии временем умственного расцвета, временем наибольшего процветания гуманизма, выставившего таких деятелей, как Рейхлин, Эразм, Ульрих фон Гуттен; это были годы, когда рядом со старым религиозным брожением, принимавшим мистический оттенок, выступало и даже выдвигалось на первый план новое гуманистическое движение, принимавшее у младших своих представителей светский характер, когда рядом со старой народной «грубиянской» сатирой развивается сатира новая, гуманистическая, нашедшая лучшее свое выражение в «Похвале глупости» Эразма Роттердамского; когда среди образованных людей толки о реформе церкви, занимавшие Европу более столетия, сопровождались рассуждениями о реформе государства, уже успевшими получить значение не простых теоретических разговоров. По тому, что происходило в умственной жизни Германии в годы, непосредственно предшествующие реформации, можно было бы подумать, что общественному движению предстояло совершиться под идейным влиянием гуманизма: то было время быстрого расцвета классических знаний, появления в гуманизме светских стремлений, полного разрыва нового образования со схоластикою, время развития гуманистической сатиры и публицистики, соединения всех гуманистов для общей борьбы с представителями старины и необычайной популярности нового умственного направления в образованном обществе. Если в сфере социально‑политической мы наблюдаем в это время неустойчивое равновесие, напряженное состояние общественных сил, готовность отдельных общественных классов ринуться друг на друга, то в области культурной мы обнаруживаем за тот же самый период времени искание новых начал мысли и жизни, сильное умственное напряжение, страстное желание сразиться с представителями старины. Так называемый «рейхлиновский спор», получивший широкое общественное значение и взволновавший не только ученые круги, но и вообще образованное общество в Германии, служит наилучшим свидетельством того, какое возбуждение господствовало в Германии во втором десятилетии XVI века.
Под рейхлиновским спором, как известно, разумеется полемика, которую вели между собою схоластики и гуманисты из-за Рейхлина. Между гуманистами и схоластиками первоначально не было резких столкновений. Представители старого образования только подсмеивались над гуманистами, считая их недалекими людьми, не понимающими своей выгоды, занимающимися пустяками. С течением времени, однако, когда новое образование пустило корни, и его представители стали отбивать хлеб у схоластиков, последние начали относиться к гуманистам со злобой. Противники не оставались в долгу и выставляли защитников старины, как врагов истинного просвещения, обратив против них свои сатирические стрелы, как мы это видим в произведениях Генриха Бебеля («Батт и Евлог», «Торжество Венеры» «Фацеции») и Эразма («Похвала глупости», написанная около 1510 г.). Сначала схоластики не обращали внимания на гуманистические нападки, но один частный случай сделался сигналом к борьбе по всей линии. В 1504 г. в Кельне принял христианство один еврей по имени Пфефферкон[1], сделавшийся фанатическим врагом своих прежних единоверцев. Он начал писать против них брошюры, за что был взят кёльнскими доминиканцами под особое покровительство: обязанностью монахов этого ордена было наблюдать за книгами, противными вере, и бороться с ересью, и они стали даже переводить на латинский язык и издавать антиеврейские пасквили Пфефферкорна. Последнему между тем пришла в голову мысль уничтожить все зловредные еврейские книги. Он добыл рекомендательные письма к императору Максимилиану и получил из его канцелярии указ, дававший ему право отбирать у евреев и предавать сожжению книги, противные христианству и самому моисееву закону. Выражения указа, однако, были весьма неопределенны, и когда Пфефферкорн обратился за содействием к Рейхлину, как знатоку еврейского языка, тот нашел, что смысл императорского повеления недостаточно ясен, и отказался от участия в этом деле, как лично ему, вдобавок, несимпатичном. Между тем Пфефферкорн с помощью духовных лиц и солдат стал в разных городах отбирать у евреев их книги, не останавливаясь перед насилиями над бывшими своими единоверцами, так что даже архиепископ майнцский, во владениях которого он действовал, вмешался в это дело, негодуя на такое распоряжение непрошенного ревнителя в его епархии. Дело снова дошло до императора, и он поручил архиепископу составить комиссию из сведущих лиц для разбора всего дела и спросить о нем мнения университетов и специалистов. Университеты майнцский и кельнский, равно как инквизитор (magister haereticorum) Гохштратен, кельнский доминиканец, высказались в смысле требований Пфефферкорна, Эрфуртский и Гейдельбергский университеты дали ответы довольно неопределенные, но больше против проекта уничтожения еврейских книг. Зато Рейхлин в целом мемуаре развил ту мысль, что, во‑первых, не уничтожают же сочинений языческих авторов, изучаемых даже в школах, что, во‑вторых, евреи такие же граждане, как и остальные жители Германии, а потому должны пользоваться общим со всеми правом, и что, наконец, преследования лишь еще более укрепят их в вере отцов.
Вместе с этим он сделал характеристику отдельных категорий еврейских книг, заметив, что христианам нельзя судить о правильности иудейских верований, так как сами они не позволяют евреям судить о христианстве, и что нельзя серьезно полагаться на показания фанатических и безграмотных выкрестов. Последнее замечание Пфефферкорн принял на свой счет и написал против ученого гуманиста, не согласившегося с его мнением, брошюру «Handspiegel», представив в ней Рейхлина невеждою и обвинив его в том, что его подкупили евреи. Рейхлин принес жалобу императору и выступил против Пфефферкорна с брошюрой. «Augenspiegel» с весьма непристойными ругательствами по обычаю того времени. За Пфефферкорна заступился Гохштратен. Кельнские богословы стали даже застращивать Рейхлина, требовать у него покаяния в ересях и печатного опровержения своей брошюры, но тот на это не соглашался, хотя в частных письмах и оправдывался перед Гохштратеном. Так начался в 1511 году рейхлиновский спор. В следующем году кельнские богословы издали против Рейхлина латинскую брошюру, изобразив в оскорбительном для него виде все его поведение в этом деле, а один из их приспешников, Ортуин Граций, человек, получивший гуманистическое образование, а потому сделавшийся в глазах гуманистов изменником общему делу, написал латинские стихи о том, как по поводу защиты Рейхлином евреев обрадовался ад, и опечалились небожители, заплакала сама «Jovis alma parens» (т. е. Св. Дева), и Христос почувствовал боль в своих старых ранах. В том же году Пфефферкорн написал новую брошюру («Brandspiegel») с предложением выселить старых евреев и евреек на необитаемый остров, а еврейских детей воспитать в христианской вере; тут были новые нападки на Рейхлина. Тогда знаменитый гуманист напечатал брошюру «Defensio contra calumniatores colonienses» (1513) в форме прошения к императору о защите, хотя это не помешало ему выражаться о своих литературных противниках весьма резко, как об ослах и свиньях, невеждах и нахалах, и даже бросить тень на супружескую верность жены Пфефферкорна. В ответ на это императорская канцелярия издала «silentii mandatum», т. е. запретила продолжать полемику, пока не будет сделано постановления по этому делу компетентными лицами, так как университеты продолжали еще его рассматривать. Вопрос взволновал к этому времени всю ученую и образованную Европу. Им заинтересовались даже государи. Людовик XII обратился по его поводу к парижским богословам, рекомендуя им не делать поблажек защитнику талмуда, а его преемник Франциск I прямо стал на сторону схоластиков, равно как и молодой король испанский Карл I (будущий император Карл V), тогда как Максимилиан поддерживал, наоборот, Рейхлина, нашедшего покровителя, кроме того, и в герцоге вюртембергском. Дело дошло наконец прямо до суда над Рейхлином. Сначала за него взялся Гохштратен, но потом, по распоряжению папы Льва X, оно было передано шпейерскому епископу, который оправдал Рейхлина. Тогда кельнские богословы, не желая отказываться от своих планов, все‑таки стали судить Рейхлина и приговорили его «Augenspiegel» к сожжению рукою палача. Обе стороны обратились затем с апелляцией в курию, и кёльнские богословы грозили даже, в случае проигрыша своего дела, апеллировать ко вселенскому собору. Тогда папа приказал прекратить дальнейшую полемику и отложил окончательное решение дела.
