Вечером Преображенский и его «тяпнутый» Шариком помощник (доктор Борменталь) сели ужинать за изысканно сервированный стол. От еды шёл такой запах, что рот сидевшей тут же рядом собаки немедленно заполнился жидкой слюной. Шарик застучал хвостом по паркету.
Собачье сердце. Глава 3. Краткий пересказ. Иллюстрированная аудиокнига
Доктора ели, беседуя друг с другом. Филипп Филиппович посоветовал Борменталю выпить водки, которую готовит их повариха Дарья Петровна: она не то, что коммунистическое тридцатиградусное пойло (разведённый спирт). Закусывать водку Преображенский рекомендовал только горячим. Но главный его совет насчёт пищеварения состоял в том, чтобы не читать до обеда советских газет. Профессор утверждал: те его пациенты, которых он специально заставлял читать «Правду», теряли вес, аппетит, хорошее настроение. Даже коленные рефлексы у них были пониженными.
Ужиная, Филипп Филиппович подкармливал и Шарика. Тому достались куски осетрины и ростбифа. Впервые в жизни Шарик почувствовал, что наелся до отвала.
Разговор докторов тем временем перешёл на «жилтоварищей». Преображенский был уверен: их появление означает скорую катастрофу для дома. Вначале начнётся ежевечернее пение революционных гимнов, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее. Профессор вспоминал, что в царское время в их доме не было ни единой кражи. Но в первые же дни революции, в марте 1917, из парадного за день пропали все калоши, три трости, пальто и самовар швейцара. Потом все стали ходить в грязных ботинках и валенках по мраморной лестнице. С неё убрали ковёр, хотя Карл Маркс ни в одной своей книге этого не требует. Электричество, которое раньше за двадцать лет потухало лишь два раза, теперь аккуратно гаснет раз в месяц.
Доктор Борменталь осторожно попытался объяснить всё это «разрухой», но Филипп Филиппович резко возразил ему. «Воздержитесь от употребления самого этого слова. Это – мираж, дым, фикция. Что такое эта ваша "разруха"? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, посещая уборную, начну, извините, мочиться мимо унитаза, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах». Большевицкое объяснение причин всех бедствий Преображенскому явно казалось смешным.
Шарик слушал профессора с большим удовольствием. «Он мог бы на митингах деньги зарабатывать, – подумал пёс. – Впрочем, у него и так, по-видимому, денег куры не клюют».
Борменталь шутливо пожурил Преображенского за «контрреволюцию». Тот в ответ заявил, что «контрреволюция» такое же непонятное слово, как и «разруха». Его произносят на каждом шагу, но никто не объяснил, что под ним скрывается.
Вспомнив, что сегодня в Большом дают «Аиду», профессор решил поехать туда. Сытый Шарик блаженствовал, как в сказке, и боялся лишь вновь оказаться на улице.
