После неудачи с критикой действительности (Радищев) с настроениями идеализма (масоны), оставался для русской мысли еще один путь – «примирение с действительностью». К этому третьему пути, русских людей привело разочарование в Вольтере и других французских философах, сомнение в правильности и приложимости их взглядов.
Екатерина II. Взлёт. Сериал
К этому пришла и сама императрица Екатерина II. После усиленного насаждения западничества в эпоху реформ Петра I российское общество словно утомилось и обратило свои очи назад, к Московской Руси...
В разгар французской революции Екатерина II стала заниматься русской историей; бросила, по её словам, чтение всех книг, кроме летописей. Очевидно, те устои, на которых хотела она построить русское государство, когда вступала на престол, теперь ей показались шаткими, – приходилось искать новые, более прочные, – в прошлом.
Результатом знакомства её с русской историей была уверенность, что русская земля до смерти Федора Иоанновича ничем не уступала Западу. От московских царей императрица восприняла идею, что Россия – наследница Византии, и что поэтому Царьград должен быть русским городом; такое заключение ей навязывала и её восточная политика.
Так складывался новый, «националистический» курс внутренней и внешней политики Екатерины. Этому пониманию русской жизни она находила поддержку у многих русских людей той эпохи, самостоятельно приходивших к выводу, что «у нас все лучше», и «мы больше люди, нежели немцы» (Фонвизин), что заграничная жизнь «генерально хуже нашего» (он же).
Екатерина теперь начала печатно доказывать, что «люди везде люди». «В России люди такие же, как и повсюду: ни вполне хороши, ни вполне дурны». Затем она, недавно еще хотевшая прельстить русских дикарей светлыми сторонами западноевропейской культурной жизни, теперь стала тщательно выискивать темные пятна в этой жизни и однажды закончила перечисление выгод русской жизни словами: «русский крестьянин во сто раз счастливее и обеспеченнее, чем французский: русские чиновники на сотую долю не такие тираны, как чиновники французского короля; нет страны, в которой жизнь и имущество подданных были бы ограждены большими формальностями, чем в России; граждане наименее стеснены, наименее подвержены мелочным придиркам».
Интерес императрицы к прошлому привел ее также к покровительству историческим работам. Она сама написала историю России и поощряла других.
