Арест, на который Мандельштам напрашивался, но которого продолжал бояться, произошел 14 мая 1934 года. Н. Я. Мандельштам и Анна Ахматова его подробно описали в своих воспоминаниях, так что мы его пересказывать не будем. Но встает один неразрешимый вопрос: почему Мандельштам удостоился столь милостивого приговора («Изолировать, но сохранить»). Стихи о Сталине дошли по назначению: преступление против высшей власти было налицо и, по обычаям тех лет, заслуживало смертной казни или, по меньшей мере, отправки в исправительный трудовой лагерь «на перековку». Сталин же отправил Мандельштама всего лишь на три года в ссылку, да еще в сопровождении жены. Как объяснить эту необычную милость? 1934-й, пожалуй, наименее кровавый из сталинских годов. После страшного кровопускания коллективизации власть дает стране передышку: начинается выработка «самой демократической конституции в мире», на мази Первый съезд Союза писателей, готовится мировой антифашистский конгресс в Париже. Сурово наказать поэта еврейского происхождения за стихи, которые нельзя будет обнародовать, настолько они убийственны, — это могло помешать спокойному проведению всех этих мероприятий. К тому же, старые большевики еще на местах: Ахматова кинулась к Енукидзе, Надежда Яковлевна — к Бухарину, Пастернак — к Демьяну Бедному... Сталин лично звонит Пастернаку, удивляется, что тот недостаточно крепко защищает друга, и все допытывается, был ли мастером Мандельштам. Казалось бы, что ему? Правда, в 1929 году Сталин пробовал свои силы и в поэзии. Питал ли «горец» своего рода уважение к поэтическому мастерству или всего лишь дразнил и испытывал Пастернака? Четырьмя годами позже кремлевский «душегубец» и глазом не моргнув пошлет Мандельштама в лагерь смерти. Вероятнее всего, даруя всемилостиво отсрочку, Сталин надеялся приручить Мандельштама, как и всех других писателей, заставить его «большеветь».
Пятнадцать дней, проведенных на Лубянке, совершенно разбили Мандельштама. Судя по всему, он не подвергался побоям, но изощренная психологическая пытка вконец расстроила его тонкую психику.
Мандельштаму не верилось в помилование, весь во власти акустических галлюцинаций, он был уверен, что его вот-вот схватят и расстреляют (расстрелом пугали на допросах, как правило, а может быть, даже и инсценировали его). В первую же ночь в Чердыни, желая «смерть предупредить, уснуть», Мандельштам выбросился из окна госпиталя. Эта попытка самоубийства оказалась началом выздоровления: «...прыжок — и я в уме». Она вызвала и новое смягчение приговора: не ссылка, а «минус 12», т.е. разрешение жить в любом городе, за исключением 12 самых крупных. Мандельштам почти что наугад выбрал Воронеж, ошибочно думая, что там найдет семью друга. Пройдет еще целый год перед тем, как творческие силы к нему вернутся.
Прежде всего приходилось заботиться о том, как выжить материально. 5 января 1935 года Мандельштам подписал с издательством «Советский писатель» контракт на книгу очерков «Воронеж вчера и сегодня», обязуясь сдать рукопись в конце августа. Союз писателей центральной полосы Черноземья выдал ему рекомендацию с тем, чтобы местные власти подпускали его к документам и архивам. Надежда Мандельштам об этом эпизоде не пишет, но в архиве сохранились маловнятные черновики этой неосуществившейся книги. Судя по ним, Мандельштам попытался осведомиться о том, как изменилась область за годы коллективизации. Но книга так и не была написана. Трудно себе представить Мандельштама в роли советского журналиста, этаким «чесателем колхозного льна», столь яростно им обличенным за два месяца до ареста...
По книге Никиты Струве «Осип Мандельштам».
