При жизни Шекспира печатались только отдельные его драмы и притом без согласия автора. Первое издание собрания сочинений Шекспира было сделано через семь лет после его смерти, в 1623 г., прежним противником его, Беном Джонсоном. Предисловием служит великолепный гимн, прославляющий Шекспира и делающий честь Джонсону: «Сладкозвучный эйвонский лебедь, «каким наслаждением было бы видеть тебя, восхищавшего Елизавету и Якова; но ты теперь перенесен уже на небо, сияй там, звезда поэтов, и управляй оттуда с любовью и строгостью нашим театром, который падал бы и находился бы в отчаянии по смерти твоей, оставался бы во мраке ночи, если бы не освещался оставленными тобой творениями». Сам Шекспир печатал только те свои произведения, которые не принадлежали к драматической поэзии: рассказы в стихах, две небольшие лирико-эпические поэмы – «Влюбленный Пилигрим» и «Жалоба влюбленного», и 154 сонета.

Собрание сонетов, напечатанное в 1609 году без согласия Шекспира, содержит в себе верное отражение всех настроений его души; тонкий анализ чувств, доходящий до игры изображением их оттенков, и гениальный колорит картин дают им очень высокое место в английской лирической поэзии. В большей части сонетов Шекспир обращается с речью к одному из молодых вельмож, бывших покровителями театра. По общепринятому мнению этот меценат Шекспира был граф Саутгемптон (род. 1573, ум. 1624 г.), но по мнению некоторых историков, – Уильям Герберт, граф Пемброк. Дружба этого вельможи служила Шекспиру, как постоянно говорит он сам, облегчением грустного чувства, вызываемого презрением общества к сословию актеров; но очевидно, что поэт в признательности к своему покровителю слишком превозносит его душевные достоинства. Эта льстивость тона извиняется обычаем того времени, и Шекспир нередко говорит в сонетах языком, более достойным поэта, сознающего свои умственные и нравственные силы. Изредка он высказывает уверенность, что произведения переживут его. Общий характер сонетов Шекспира грустный; они говорят о несчастном, неудовлетворенном чувстве; с необыкновенной силой высказывается это, например, в 120 сонете. Начало 110 сонета также содержит мрачную характеристику душевной жизни автора, но заключение этого обзора ошибок отрадно: «Правда, я заблуждался, считал жизнь игрушкой, наносил раны моей душе, пренебрегал наилучшим в жизни; увеличивал прежние ошибки новыми увлечениями; правда, чужда мне была истина, я не умел прямо взглянуть на нее; но падения только обновляли мое сердце». Все стороны жизни привлекали Шекспира. Он умел находить интерес в людях и положениях, которые быстро наскучили бы другим, видел человеческое достоинство и в тех людях, у которых хорошие качества лишь изредка и слабо проявляются из-под дурного и грубого, закрывающего их. Но он понимал превосходство истинно прекрасных людей над теми мелкими или дурными, которым извинял их слабости. Так в 85 сонете он говорит: «Мое сердце не скупится на похвалы и, когда возвышенная душа поет прекрасную песнь, оно вторит ей». Человек с тонким сердцем не может не испытывать много огорчений, потому обыкновенное настроение Шекспира грустно. Оно господствует в его сонетах, слышится во всех его драмах и преобладает в тех, которые принадлежат последним годам его деятельности.

Уильям Шекспир

Нет сомнения, что печали в жизни Шекспира было больше, чем радости; но мы ошиблись бы, если бы предположили, что его недовольство происходило от излишней требовательности; напротив, современники хвалят его кротость. Бен Джонсон прибавляет, что он всегда держал себя, как истинный джентльмен. Он очень тяготился пренебрежением общества к его профессии актера, и даже сознание своего достоинства мало утешало его: он редко говорит о своих произведениях и как будто не дорожит ими; это беззаботность истинного гения о созданиях своего творчества. – Некоторые видят мелочность души в том, что Шекспир посоветовал и дал своему отцу средства купить патент на дворянство. Но положение актеров при дворе было унизительно; они причислялись к придворной прислуге наравне с трубачами: дворянство должно было служить Шекспиру охраной от оскорблений. Актеры не принимались в круг людей почетного звания, как равные; потому Шекспир мало знает жизнь не только высшего сословия, но и среднего. Знатные люди вели приятельство с ним, но не знакомили его со своими семействами: он не допускался в общество светских женщин. От этого происходят многие неправдоподобные, даже невозможные положения в его драмах; характеры всегда очерчены у него верно, но поступки и разговоры не всегда. В драмах у него нет тех смягчений энергии поступков и слов, какие налагаются светскими обычаями; но тем сильнее обрисовываются характеры и страсти. Даже Рюмелин, сильно выставляющий на вид недостатки драм Шекспира, говорит: «У него нет слабых, вялых мест, какие бывают почти во всех больших произведениях других поэтов, служат проявлением потребности их отдохнуть и дают отдых читателю или зрителю; энергия его неутомима». Язык Шекспира постоянно силен, мысли выражаются кратко, богатство их неистощимо. Поэтому так увлекательно чтение его драм и так много суждений о том, что он хотел ими выразить – припомним для примера бесчисленные анализы характера Гамлета.

Достовернее всех суждений о системе нравственных понятий Шекспира то, что в построении своих драм он очень заботливо соображался с требованиями сцены; целью их был сценический успех, и нет драматического поэта равного Шекспиру сценической техникой. Он умеет краткими разговорами быстро кончить так называемую экспозицию отношений действующих лиц, вполне ознакомить публику с начинающимся перед нею действием, ясно и завлекательно вести завязку, придать полную силу эффекта развязке. Нет поэта равного Шекспиру драматическим искусством в собственном смысле слова. Много содействовал этому его опыт актера, режиссера, помогала жизнь в кругу актеров. Он понимал, какие моменты действия должны быть развиты, какие лишь кратко очерчены, по условиям сценического эффекта. Были историки литературы, спорившие о том, в комедиях или трагедиях проявляется гений Шекспира с наибольшей силой. Надо сказать, что как драматург он одинаково силён и в комизме, и в трагизме; в его творчестве соединены оба эти элемента; почти все его драмы имеют трагическую завязку и счастливую развязку.

Знатоки согласны в том, что Шекспир неизмеримо превосходит всех современных ему драматургов. Любовь, какой пользуется он теперь, свидетельствует, что он – поэт новых времен. Он жил в начале их, и ему еще вполне понятно погибающее средневековое устройство общества; он изображает блеск и величие феодального мира с такою же верностью, как и возникающую новую жизнь общества, которое будет иметь своим законом разум и нравственную самостоятельность человека. Много было говорено о религиозности Шекспира; но религия, живущая в сердце его, – поэзия. Католические историки литературы говорили, что Шекспир сохранял в глубине души веру своего отца Джона, отказавшегося ходить в Стратфордскую протестантскую церковь. Протестантские историки называли исповеданием его веры враждебную католичеству программу Генриха VIII. Эти споры напрасны. Еще нелепее предположений о приверженности Шекспира к тому или другому вероисповеданию – желание некоторых дилетантов доказывать, что под именем Шекспира писал драмы Фрэнсис Бэкон.

Историк, чуждающийся пустых гипотез, должен довольствоваться теми суждениями о Шекспире, что он обладал в полнейшем размере главным качеством драматурга: способностью изображать характеры людей, так что каждый характер его – лицо живое. Откуда бы ни заимствовал он содержание своих драм: из исторических хроник, итальянских новелл, он все равно с дивным мастерством представляет живых людей, и действие естественно развивается у него из качеств, понятий, страстей действующих лиц; жизнь человеческого сердца изображается в его творчестве с поразительной истиной. Такие драмы мог писать только человек, чья душевная жизнь была очень энергична и полна, который чувствовал сам все влечения и волнения человеческой природы. Неистощимое разнообразие характеров и положений в драмах Шекспира свидетельствует о необыкновенном богатстве его фантазии. В мастерстве владеть языком он – один из величайших поэтов всех времен. Он одинаково умеет выражать энергические, возвышенные, грациозные и нежные чувства, общественное положение, степень образованности. Особенности характера каждого действующего лица выражаются у Шекспира, характером его речи. Обыкновенный размер в его драмах – пятистопный ямб без рифм; но в лирических местах он нередко употребляет другие размеры, а когда нужно по характеру содержания, заменяет стихи прозой. Блеск языку Шекспира придаёт дивное богатство его фантазии. Мысли и образы являются его воображению в таком изобилии, что он едва успевает выразить их, и по вызываемой этим сжатости языка бывает в некоторых местах темен, часто гиперболичен. Но там, где у него нет преувеличений, он по прелести и силе языка – поэт, которому едва ли есть равный во всемирной литературе.