Главной причиной Октябрьской революции (переворота) 1917 стало расстройство всех сфер государственной жизни, вызванное раздуваемой большевиками анархией.

Развал фронта

Через восемь месяцев после Февральской революции, накануне Октябрьского переворота 1917 русский фронт против немцев оказался вконец расстроенным. Окопники изнурялись: почему к ним не идут пополнения из тыла. Весь тыл был переполнен запасными солдатами, но те отказывались идти в бой, так как при поощрении большевиков и крайних левых «защищали революцию» по городам. Запасы муки на фронте кончались, предстояла голодная холодная зима. Среди фронтовиков росло настроение: бросать окопы да идти в тыл и нам, навести там порядок! К ложно обвиняемым в измене после «корниловского мятежа» офицерам больше не было доверия, большевицкая пропаганда внушала солдатам, что всё офицерство – враги. Когда в армии началась кампания к грядущим выборам в Учредительное собрание, солдаты заботились уже не о свободе, не о земле, – а только бы мир! Многие считали, что зовущие к нему немедленно большевики правы («не жалеют нашей крови! кончать бойню!»). Патриотизм в войсках иссяк. Добровольческий женский батальон Бочкаревой на Западном фронте просил перевести его в другое место, от издевательства и насмешек соседних солдат. Жители прифронтовой полосе подвергались солдатским насилиям, эта анархия особенно сильно разгулялась на Волыни.

 

Транспортный кризис

Разгул большевизма после Февраля 1917 почти не встречал препятствий, и это буйство дотла развалило хозяйственную жизнь России. Запас топлива на железных дорогах незадолго до Октябрьского переворота составлял лишь треть нужного. Намечалась отмена скорых и пассажирских поездов, по недостатку топлива хотели оставить одни почтовые, всё сокращалось товарное движение. Железнодорожные грузы подвергались повальным грабежам. Самоуправство солдат на рельсовых путях делалось все нахальнее: они жгли настилки теплушек, снеговые щиты; гнали паровозы, не давая им ремонтироваться и даже заправляться; насильничали над служащими, которые были беззащитны после упразднения железнодорожной полиции и десятками убегали со станций перед приходом воинских поездов. Станции подвергались разгрому. Поезда загромождали дороги,  останавливая движение.

 

Продовольственный и промышленный кризис

Захватывались и хлебные баржи на Волге. Между хлебными районами и фронтами протянулось пространство анархии, которое нельзя было преодолеть. В сельской местности продолжались погромы имений; чего нельзя было унести – крестьяне уничтожали. Громили не только помещиков, но и просто зажиточных крестьян. Менее состоятельные соседи жгли их постройки, делили землю. Многие крестьяне уже были вооружены винтовками и гранатами. Между деревнями разгорались потасовки при дележе награбленного. Всюду процветало открытое винокурение из муки. Леса рубили по произволу. Накануне Октябрьского переворота вся провинция окончательно погрузилась в пучину насилий. Белым днём грабили городские учреждения, склады и частные дома. По причине бездействия милиции, домовые комитеты создавали вооруженные отряды самозащиты. Умело направляемые большевиками и преступниками толпы самочинно «конфисковали» товары в лавках, избивали трамвайных служащих. Вооруженные рабочие в разных городах захватывали и расхищали фабрики. Промышленные заведения массово закрывались: где без топлива и сырья, где по убыточности, по безделью и самоуправству рабочих. Инженеры не выходили на заводы, чтоб избежать расправ. Младший больничный персонал в лазаретах издевался над врачами и сестрами.

 

Недоверие к власти

Большинство органов местного самоуправления – земств – накануне Октябрьской революции пребывало в финансовом крахе. Созданная Временным правительством система продкомитетов, не дав государству хлеба, обошлась с Февраля 1917 в 250 млн. рублей (на существовавшую накануне революции систему уполномоченных было потрачено лишь 1,5 млн. в полгода). Повсюду ходили фальшивые деньги. Во всем господствовала неустойчивость, неуверенность. Недостачи продуктов вызывала повсеместную злобу в населении. Сетуя на бессилие власти, говорили: «грабят везде, и жаловаться стало некому». Под влияние революционной пропаганды во всё винили «буржуев». Революция превратилась в дикое хулиганство. Василий Шульгин считал: «Российская держава превращена в кабак».

Накануне Октябрьской революции

Революционные матросы Балтфлота с флагом: «Смерть буржуям!». 1917 год

 

Начало распада России

Полным ходом шёл распад России. Украинский войсковой съезд Западного фронта постановил: созданная ранее украинскими националистами Центральная Рада должна взять окончание войны в свои руки. Рада самовольно отменяла оперативные распоряжения Командующего Киевским военным округом и главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Один из лидером украинского национализма, Винниченко, провозглашал: Воля украинского народа может быть объявлена без всяких ограничений лишь на украинском Учредительном собрании, а не всероссийском.

 

Москва и Петроград накануне Октябрьского переворота

В Москве шло нечто вроде забастовки «всех против всех». Поочерёдно перебастовали все профессии: могильщики (не хоронили трупов), дворники, водопроводчики, официанты, санитары, фармацевты, телефонные барышни, банковские клерки. Нависала всеобщая забастовка всех городских предприятий и общественных учреждений, почтамта Москвы и Петрограда. Московский Совет Рабочих депутатов, к октябрю 1917 уже руководимый большевиками, призывал: все требования бастующих рабочих осуществлять декретом и явочным порядком, капиталистов ставить перед угрозой ареста.

В Петрограде запасов муки имелось лишь на 3 дня, в неё подмешивали ячмень. Хлебный паек был уменьшен до полфунта в день. По причине забастовки рабочих склада «Нобель» Петроград остался без керосина для разогрева пищи, где и освещения. Не вылезали из многих забастовок и петроградские аптеки. Населению грозила опасность остаться совсем без лекарств. Аптековладельцы работали сами, прося себе защиты от собственных бастующих служащих, которые называли хозяев «штрейкбрехерами» и не давали им отпускать лекарства. Крупные города лежали в страшном запустение, на улицах – непроходимая грязь, в больницах – голод. Вооружённые солдаты, оттесняя обывателей, покупали без карточек и без очереди пайковые товары, а потом перепродавали их. В петроградских трамваях солдаты ранее долго ездили бесплатно. Столкнувшись с отсутствием средств, городская дума ввела им плату в пять копеек (все прочие платили 20 к.), но петроградский Совет остановил это распоряжение (Троцкий кричал на митинге: Обирательство солдат! не платить!) Рабочих будоражили слухи о предстоящем массовом расчете и эвакуации заводов. Красная гвардия хозяйничала на своих заводах, иногда обыскивала (и при этом грабила) частные дома. По ночам на петроградских улицах раздавалась стрельба. Темным утром школьники боялись идти в школу из-за грабителей; гимназии полуопустели. Готовилась эвакуация из столицы Эрмитажа и музея Александра III.

 

При составлении статьи использован конспект ненаписанных узлов «Красного колеса» А. И. Солженицына