Главной причиной победы большевиков в Октябрьской революции было легкомыслие Керенского и всего Временного правительства, которые совершенно не готовились сопротивляться захвату власти, хотя его планов Ленин ничуть не скрывал. Как накануне июльского мятежа большевиков, так и накануне Октября, Керенский сделал все от него зависящее, чтобы в районе столицы не было верных правительству, дисциплинированных войск. И в октябре председатель Временного правительства упорно придерживался взгляда о необходимости отправки на фронт всех лучших войск – формулы объявленной им еще на Первом Всероссийском съезде советов в июне 1917 года. Вопрос своевременного подвоза верных правительству войск был решающим в дни большевицкого переворота. Ввиду того, что Ленин в резолюции заседания ЦК 10 октября лживо пишет о «подвозе к Питеру казаков», остановимся кратко на действительном положении в сентябре-октябре 1917 года в окрестностях Петрограда.

 

Тайны Октябрьской революции 1917. Правда и вымысел

 

Генерал Краснов в своих воспоминаниях рассказывает, что после того, как участвовавший в так называемом Корниловском мятеже генерал Крымов застрелился в результате разговора с Керенским, он принял командование двинутым тогда к Петрограду 3-м Конным корпусом. Краснову удалось привести корпус в порядок, и его дисциплинированные части были расположены в окрестностях столицы. 16 сентября генерал Краснов подал в штаб округа доклад, в котором указывал на необходимость замены некоторых частей корпуса и отправки домой разложившихся 1-го, 4-го и 14-го казачьих полков, простоявших в столице весь 1917 год. Реорганизованный 3-й Конный корпус (в его составе была и патриотически настроенная 1-я Донская дивизия, чьи подразделения приняли участие в наступлении на Петроград после 25 октября) должен был оставаться в ближайших окрестностях столицы «для поддержки правительства и обеспечения правильных и спокойных выборов в Учредительное собрание и самой работы Учредительного собрания»[1]. Но Керенский не обратил внимания на этот доклад. Он даже ни разу не встретился с командиром корпуса. Более того, как бы в ответ на доклад, было получено приказание отвести корпус за Псков, в Остров, в расположение пробольшевиченного штаба Северного фронта. Вблизи Петрограда верных Временному правительству войск не осталось.

 

 

Проследим кратко дальнейшую историю 3-го Конного корпуса. В течение осени его по полкам и сотням раздергали на громадное пространство от Ревеля до Витебска, Новгорода, Боровичей. А 25 октября, когда при штабе корпуса в Острове оставалось едва полтора десятка слабых сотен, пришла телеграмма, требующая срочной отправки корпуса под Петроград. Телеграмма была подписана «Главковерх Керенский». На следующий день, вслед за телеграммой явился и сам Главковерх, чтобы с наличными силами немногим больше полка казаков начать вместе с Красновым наступление на Петроград.

Такова история этих частей осенью 1917 года. Временное правительство располагало на фронте еще и другими многочисленными войсками, в том числе ударниками, но его глава вплоть до кануна большевицкого восстания заботился лишь об одном – об отправке войск на фронт, веря, что после объявления генерала Корнилова «мятежником», его популярности вполне достаточно, чтобы раздавить большевицкое восстание. Он не заметил, что от этой былой популярности в октябре осталась одна лишь фикция.

Никто сколько-нибудь серьезно не готовился к подавлению большевицкого восстания, несмотря на то, что все знали о нем, как о решении. Вооруженные в дни борьбы Керенского с Корниловым отряды Красной гвардии спокойно обучались владеть оружием. Правда, они не составляли серьезной силы, особенно в случае необходимости наступления.

Революционные матросы Балтфлота

Революционные матросы Балтфлота

 

16 октября, благодаря усилиям Троцкого, образовался Военно-революционный комитет (ВРК). Формально это был постоянно действующий Комитет при Петроградском совете, где были представлены все части петроградского гарнизона, созданный для противодействия правительству в его попытках отправить часть запасных полков гарнизона на фронт. Поэтому, в ВРК входили и беспартийные, и эсеры, и представители других партий. Председателем ВРК был избран Лазимир, принадлежавший к партии левых эсеров. Однако ведущей силой в нем были большевики, сумевшие влить в ВРК готовый состав своей «Военки»[2].

В хаосе встреч и митингов никому не приходило в голову проверять, являются ли многие самообъявившие себя работники «Военки» действительно членами ВРК. С другой стороны, многие части, не сочувствовавшие левым эсерам и большевикам, представителей в ВРК не имели, что не мешало последнему выступать от имени всего гарнизона. Правительство терпело в столице этот открытый орган подготовки восстания, претендовавший на легальность. Естественно, что многим, особенно офицерам и молодежи юнкерских училищ, казалось, что дни Временного правительства сочтены и нет никакой возможности защищать правительство, которое, с одной стороны, признает де-факто ВРК в столице, с другой, – держит генералов Корнилова, Деникина и других выдающихся патриотов в Быховской тюрьме.

Этим самым правительство само создавало наивыгоднейшие предпосылки для осуществления тактики большевиков. Ведь последняя слагалась из двух основных приемов: создание «единого фронта» с «революционной демократией» под знаменем борьбы с призрачной «контрреволюцией» – борьбы, которая «одна только и может нас привести к власти» (по Ленину), и занятию позиции псевдообороны от якобы готовящегося к нападению правительства.

 

 

Не без основания, поэтому, Троцкий считает началом открытой борьбы за власть невыполнение большинством гарнизона столицы приказа правительства о посылке частей на фронт. Троцкий ухватился за эту возможность, организуя своего рода «оборону» от этого вполне законного во время войны приказа. Вовлекая на этой основе солдат гарнизона и матросов Балтфлота в борьбу с правительством, ВРК, однако, стремился, к своей цели. Фактический глава его Троцкий писал: «ведя наступление по всей линии, мы сохранили видимость обороны» и «прикрывали… фактическое восстание Петроградского гарнизона... традициями и приемами легального двоевластия», т. е. традиционным безответственным отношением к государству, укоренившимся в практике партий революционной демократии, представленных Советами.

В тот же день, когда Троцкий организовывал Военно-революционный комитет и с помощью членов «Военки» превратил его в действительный штаб восстания, наличный состав ЦК, совместно с некоторыми членами Петроградского комитета, избрал пятерку в качестве партийного «центра» по руководству восстанием. В «центр» вошли Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Бубнов и Сталин. Но партийный «центр» оказался импровизацией, повисшей в воздухе, он даже ни разу не собрался. Сталин уже через четыре дня на заседании ЦК угрожал уходом из «Правды», если будут по требованию Ленина исключены считающие восстание несвоевременным Каменев и Зиновьев; Свердлов по-прежнему являлся связующим звеном между Лениным и партийным аппаратом, а Урицкий, Дзержинский и Бубнов были втянуты, как свидетельствует Троцкий, в состав ВРК.

Партийный «центр», возникший в результате совещания 16 октября, едва ли мог быть жизненным, ибо на этом совещании Каменев и Зиновьев открыто выступили против ленинского требования о немедленном проведении восстания. Сама резолюция, принятая совещанием, была скорее компромиссом между Каменевым и Зиновьевым, с одной стороны, и Лениным с другой. Она ограничилась расплывчатой формулой вполне устраивавшей всех: «...ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления»[3].

Явная уступка объясняется, конечно, не «бесстыдством» Каменева и «наглостью» Зиновьева, как характеризовал их выступления Ленин, а той информацией и впечатлениями с мест, которые высказали многие участники совещания. Согласно протоколу в Кронштадте настроение упало, в Нарвском районе (Путиловский и др. заводы) нет стремления к восстанию. В Союзе металлистов, как заявил Шляпников, «выступление не является популярным – слухи об этом вызвали даже панику». В промышленных Охтенском и Василеостровском районах, так же как и в Нарвском районе отношение рабочих масс к восстанию – безразличное.

Бесспорно знавший, что восстание намечается на 20 октября, Володарский заявил:

«Если вопрос о выступлении ставится как вопрос завтрашнего дня, то мы должны прямо сказать, что у нас для этого ничего нет… Утверждаю, что массы с недоумением приняли мой призыв»[4].

Эти высказывания, равно как и многие другие материалы, разрушают легенду о том, что Октябрьский переворот имел что-либо общее с движением масс. Как со стороны Временного правительства, так и со стороны большевиков, в Октябре участвовали весьма незначительные силы. Рассказы о массовом штурме Зимнего дворца – лишь одна из выдумок коммунистических историков. Даже в советской прессе нет ни одного упоминания о какой-либо массовой демонстрации рабочих или петроградского гарнизона в дни перед 25 октября. И уж, конечно, никак невозможно найти даже намека на какую-нибудь рабочую или солдатскую демонстрацию, приветствующую Ленина и большевиков в Смольном после падения Временного правительства, подобно тому, как эти массовые демонстрации приветствовали Временный комитет Государственной Думы в февральские дни.

Читайте также статью Октябрьский переворот (революция) 1917 – причины.



[1] П. Н. Краснов. «На внутреннем фронте». «Архив русской революции». Берлин 1923. Том I, стр. 139.

[2] По данным юбилейного издания «25 лет РКП(б)». Изд. ЦК РКП(б). Комиссия по истории Октябрьской революции. Гос. изд. М.-П., 1923, стр. 264, большевицкими членами ВРК были Троцкий, Подвойский, Невский, Раскольников, Гусев, Уншлихт, Галкин, Еремеев, Дзержинский, Бокий, Урицкий, Иоффе, Антонов-Овсеенко, Дыбенко, Мехоношин. Сталин не упоминается. В этом нее издании перечисляется редакция «Правды» в Октябре 1917 г. – Ульянов М., Сокольников, Шумяцкий, Сталин. По данным Троцкого («Stalin», N. Y., 1946, стр. 232), Урицкий, Дзержинский и Бубнов были втянуты в работу ВРК лишь 21 октября.

[3] КПСС в революциях... Часть I. М. 1954. Стр. 399.

[4] Первый легальный комитет большевиков в 1917 г. Сборник материалов и протоколов заседаний Петербургского комитета РСДРП(б) за 1917 год. М.-Л. 1927, стр. 312 – 316.