1) Если сравнивать литературную жизнь эпохи Александра I с жизнью предшествующей, то нетрудно увидеть, как органически связана она с эпохой екатерининской: все направления её уже намечены были тогда, – теперь они лишь усложняются и углубляются, захватывают большее число деятелей, выражаются в произведениях, более значительных и более интересных.

2) Прежде всего, бросается в глаза переходный характер александровской эпохи: среди заметных литературных деятелей её нет почти ни одного, который бы строго держался одного литературного направления, – теперь все, даже старые псевдоклассики (Державин, Херасков), тяготеют к другим, новым литературным школам, – особенно к романтизму и «народничеству» (школе «национального духа»).

 

Краткий обзор русской литературы 19 века

 

3) В этом отношении, А. С. Пушкин, является самым типичным представителем этой «переходной эпохи». Подобно почти всем своим современникам, он откликнулся на всевозможные настроения этого периода. Он начал с ложного классицизма (лицейский период), перешел к романтизму (период мировой скорби), затем к «народничеству», национально-русским мотивам (период села Михайловского) и реализму, «поэзии действительности».

4) Таким образом, в лице Пушкина русская литература этой эпохи отразилась со всех её сторон, – в нем нашли себе выражения все те литературные направления, которые особенно характерны для александровской эпохи, но подготовлялись у нас со времени Петра Великого. И если литература александровской эпохи может быть названа «итогом» всей той культурной работы, которая была произведена русским народом за XVIII век, то Пушкин является лучшим показателем этой работы. Удивительно верно, в этом отношении, замечание Герцена: «Петр Великий бросил России вызов, и она ответила ему Пушкиным».

5) Реформа Петра усилила раскол между «верхами» и «низами» русского общества, и весь XVIII век характерен упорным стремлением сблизить разъединенные части общества. «Перевариванье» всего взятого извне при Петре, «приспособление» своего к чужому и чужого к своему, – вот, те средства, которые постепенно ослабляли и уничтожали этот раскол. От «космополитизма» мы, русские, пришли к народности, облагороженной европейской цивилизацией – и в александровскую эпоху мы и в политической жизни, и в литературной, сделались, наконец, «европейцами», но при том «русскими».

6) Склонность к реализму – несомненно, характерная черта народного русского миросозерцания. Она сказалась и в народной поэзии, и в той оригинальной самобытной письменности, которая сложилась у нас еще в XVII в. Этот «реализм», как художественный принцип, сделался боевым кличем русской литературы уже накануне Пушкина; и романтики, и народники, и даже псевдоклассики стремятся теперь к изображению художественной «правды». В этом чувствуется близость появления той «поэзии действительности», лучшими представителями которой были у нас Пушкин и Гоголь.

7) Этим же, сперва безотчетным, стремлением к «поэзии действительности» объясняется и победа нового литературного языка (карамзинского), приспособленного к потребностям действительной жизни, и обновление литературного материала (в романтизме, народничестве и реализме). Причины того, почему «поэзии действительности» суждено было привести к окончательному соединению (на литературной почве) разобщенных до того слоев русского общества, «верхов» и «низов», ясны. Псевдоклассическая поэзия Кантемира и Ломоносова была доступна лишь для немногих. Поэзия Пушкина понятна и близка для всех – для бар, и для мужиков. Этим предчувствием близости Пушкина и Гоголя жила вся литература александровской эпохи.

8) Особенно ярко сказалась жизнь этой литературы в двух самых молодых направлениях – «реалистическом» и «национальном», «народническом». Здесь нет еще выдающихся произведений, нет крупных имен, но зато этих имен много, и очевидно, что главные литературные интересы русского общества этой эпохи были направлены именно сюда Этим двум родственным направлениям суждено было дальнейшее развитие в литературе XIX века.