Римский император Флавий Домициан (81-96 гг. н. э.)

Характер Домициана

Римский император Тит, вступив на престол, отказался от своих пороков, а его брат Тит Флавий Домициан (правил 81-96 гг. нашей эры), получив императорскую власть, вполне предался гнусным и злым страстям, которые проявлялись у него с молодости. Подобно отцу и брату, он был человек даровитый и, подобно брату, получил хорошее образование. Он писал стихи. До нас дошли отрывки латинского перевода поэмы Арата, принадлежащего по надписи «Германику» Aratea Caesaris Germanici; этот перевод лучше сделанного Цицероном, и некоторые полагают, что он принадлежит не Германику, сыну Друза, а Домициану, тоже имевшему титул Германика. Так ли, или нет, но при всей своей образованности Домициан был человек высокомерный, тщеславный, злой, и по его восшествии на престол гнусность его характера обнаружилась во всей силе. Он нашел неприличным для своего сана продолжать литературные занятия, но тем усерднее читал мемуары Тиберия, стараясь научиться хитрости этого государя, которого взял себе за образец. Природа дала Домициану крепкое здоровье, но он рано изнурил себя развратом. Отец и брат не давали ему никакого участия ни в государственных, ни в военных делах, так что Домициан был лишен всякой опытности, и его правление представляет печальную противоположность царствованиям Веспасиана и Тита. Наши сведения о делах этого времени скудны, но все известия согласны в том, что оно было очень дурное. Светоний говорит, что в первые годы правления Домициан проявил и пороки и хорошие качества, но потом все хорошие качества его заменились пороками.

Статуя императора Домициана

Автор фото – Steerpike

Внутреннее управление Домициана

Домициан сам чувствовал, что сравнение с отцом и братом невыгодно для него и хотел наверстать их правительственные способности и победы великолепием своих праздников. Еще никогда не бывало в амфитеатре и цирке таких зрелищ, как при Домициане. Обыкновенные дневные гладиаторские бои и бои с дикими зверями были при нем так часты, что потеряли занимательность для народа, и он старался придать им новый интерес, устраивая их ночью при свете факелов. Действующими лицами в этих боях выступали вместе с рабами и отпущенниками всадники и сенаторы, даже знатные женщины. Домициан хотел превзойти Нерона великолепием состязаний в беге на колесницах, спектаклей, музыкальных и гимнастических игр, в которых принимали участие и девушки. Ему чрезвычайно нравилось смотреть на эти игры, сидя на высоком императорском месте в пурпурном облачении, на половину греческом, и с золотым венком на голове. Домициан устраивал в огромном размере и сражения на воде; он установил новые религиозные праздники, чтобы чаще иметь повод к играм и зрелищам. Конечно, они поглощали громадные суммы. Кроме того, Домициан раздавал подарки народу, делал пиры для всего населения города Рима, строить множество зданий или для славы своего имени, или для украшения города; нужны были громадные расходы на то, чтоб окончить постройку храмов, возобновляемых после пожара Капитолия, других храмов, как например Исиды и Сераписа, постройку Пантеона. Деньги, поглощаемые этими колоссальными издержками, надо было добывать всяческими притеснениями. «Таким образом, Домициан стал грабителем по недостатку в деньгах, а по трусости стал кровожаден», – говорит Светоний.

Но Домициан не напрасно изучал записки Тиберия, и в начале правления занимался не одними веселостями. Он строго смотрел за администрацией, следил за тем, как держать себя вельможи, требовал, чтобы не было явного пренебрежения к приличиям. Подобно всем деспотам, Домициан считал аристократов и вообще людей с независимым состоянием своими противниками, подозревал их в злоумышлениях и пользовался всяким случаем унижать и казнить их. Он действовал не по соображению государственной пользы, а по злобе и прихоти. Примером этому служит то, что он отозвал Агриколу из Британии. Вообще не могло быть речи о справедливости в его действиях. Но все-таки суровость Домициана имела тот результат, что администраторы и судьи остерегались нарушать законы, а вельможи подчинялись внешним правилам благопристойности. Светоний говорит: «Домициан держал римских и провинциальных правителей в таком страхе, что никогда не бывали они более честны и справедливы, чем при нем; а после него многие из них дозволяли себе всяческие преступления». Он подвергал всей строгости закона небрежных или нечестных судей, нарушавших свое целомудрие весталок, позоривших себя безнравственностью сенаторов. Его побуждением к этому была не забота о нравственности, а зависть к славе отца и брата: Домициан хотел показать, что при них состояние государства было дурно и что он исправляет расстроенное ими; другим мотивом было, вероятно, желание выказывать свою власть. Сенат просил, чтобы смертные приговоры над сенаторами не могли быть постановляемы императором помимо решений самого сената. Домициан отверг это предложение, оставляя за собою неограниченное право казнить сенаторов; потому они в трепете за свою жизнь не отваживались противоречить ему. Возбуждая жестокостью ненависть в знатном сословии, он привлекал на свою сторону простолюдинов подарками, угощениями, играми; а чтоб упрочить преданность войска, он увеличил жалованье воинам. Домициан действовал как все деспоты, опираясь на массу черни и на войско, преследуя высшее и среднее сословия. Он поступал по дурным побуждениям, но при деморализации высшего класса, его жестокость часто обращалась против людей, заслуживавших наказания. Сенат уже и раньше Домициана обесчестил себя раболепством, так что Домициан был прав, поступая с ним презрительно. Верную картину унижения сената при Домициане представляет IV сатира Ювенала, в которой излагается совещание сената о том, в каком виде должна быть подана на стол императора большая рыба: надобно ль ее подать целую на блюде, или разрезанную; сенаторы у Ювенала произносят серьезные речи об этом важном вопросе.

Внешняя политика Домициана

На войне Домициан играл самую жалкую роль. Мы знаем, что он ходил в поход на германцев-хаттов (84 г.), но не имеем сведений ни о причинах, ни о подробностях этой войны. При его возвращении сенат назначил ему триумф и дал ему титул Германика, как будто он одержал победы. Но у Тацита мы читаем: «Домициан знал, что лживый триумф над германцами сделал его посмешищем; на этом триумфе шли, под видом пленных, купленные люди, которым выкрасили волоса, чтоб они походили на германцев, и которых одели по-германски». Кажется, что прорицательница Ганна возбуждала тогда хаттов к войне, как прежде Веледа – батавов, и кажется, что она также была взята в плен и прожила свои последние годы в Италии. Херуски, союзники римлян, были, кажется, принуждены повиноваться хаттам. Еще постыднее был поход Домициана на даков и другие союзные с ними племена, жившие по низовью Дуная. Сам он развратничал в Мизии и «сражался на постели», а его полководцы терпели поражения от царя даков, которого римские писатели называют Децебалом, и от его союзников гетов, квадов и маркоманов. Домициан поспешил заключить мир с умным осторожным царем даков, искусным полководцем, дал ему подарки, дал выгодные обещания. Но слава этой войны была все-таки увековечена триумфом и памятниками.

На эту войну намекает Плиний в своем «Панегирике» Траяну, когда говорит: «Теперь мы не покупаешь, а берем заложников; теперь мы не заключаем мирных трактатов с большими потерями и за громадные подарки, чтобы говорить потом, будто бы мы победили». Имгоф говорит: Домициан обязался немедленно заплатить большую сумму и платить ежегодную дань Децебалу, прислать ему ремесленников и мастеров по мирным промыслам и по военному делу. Но на деньги, взятые с союзников, он все-таки устроил себе великолепный триумф и старался прикрыть свой стыд пышной овацией в честь Юпитера Капитолийского. На триумфе Домициана везли и несли дорогие вещи, оружие, золотую и серебряную посуду; все это или принадлежало самому Домициану, или было взято у союзников. Он хотел всевозможных прославлений своей победы, и сенат усердно исполнял его желание. По всему государству были воздвигаемы статуи победителю; повсюду строились триумфальные ворота в честь ему; на форуме он поставил колоссальную бронзовую статую, изображавшую Домициана верхом на коне; знаменитый поэт Стаций должен был написать стихотворение на праздник открытия этой статуи.

Казни Домициана и гонение на стоиков

Неудачные, постыдные походы, представлявшие такую резкую противоположность победам Веспасиана и Тита, сделали Домициана еще более подозрительным и коварным, чем прежде, и развивали его склонность к свирепости. Дион и Светоний могли находить в первые годы его правления поступки, заслуживающее похвалы, но о последующем времени не могут они рассказать ничего, кроме дел свирепого деспотизма. В особенности усилилась его жестокость после попытки восстания, сделанной (93 г.) Луцием Антонием Сатурнином, человеком знатной фамилии, главнокомандующим легионов верхнего Рейна. Надеясь на преданность своего войска и на помощь хаттов, он хотел низвергнуть Домициана, но был разбит Норбаном и погиб в сражении. Запуганный этим мятежом, Домициан, по выражению Плиния, возненавидел всех честных людей. Под предлогом розысков о том, кто были соумышленники Сатурнина, он подвергал ужаснейшим пыткам множество влиятельных людей, которых опасался, или почему-либо не любил; они были объявляемы виновными и казнимы. Каждый уважаемый обществом человек казался Домициану противником или соперником, которого необходимо убить. Трусость сделала его свирепым злодеем. Говорят, что даже Агрикола, умерший около этого времени, был отравлен не любившим его Домицианом. В особенности подозрительны и ненавистны были ему стоики; люди благородной души искали тогда в стоицизме воспоминаний о прошлом, надежд на будущее; преданность этому учению соединяла врагов деспотизма, и они с немым геройством выносили мучения и смерть. В это время были казнены Домицианом Геренний Сенецион, Фанния, Гельвидий Приск младший, Юний Арулен Рустик, были изгнаны Артемидор, Луций Телезин, Дион Хризостом, Эпиктет. Иудеи и христиане тоже подверглись преследованию Домициана, как мы расскажем после.

Геренний Сенецион, стоик и сенатор, был адвокатом испанцев по их жалобе на Бебия Массу, знаменитого доносчика, бывшего правителем Испании: другим адвокатом испанцев был Плиний младший. Сенецион вел дело так успешно, что Бебий, любимец императора, был осужден на изгнание. Все подобные Бебию люди возненавидели Сенециона. Один из них Меций Кар, тоже гнусный доносчик, обвинил Сенециона в оскорблении величества, ставя ему в преступление то, что он написал биографию Гельвидия Приска старшего, казненного при Домициане, и уже много лет не просил себе никаких должностей. Начался процесс. Открылось, что Фанния, вдова Гельвидия, дочь Тразеи и по матери внука знаменитой Аррии, просила Сенециона написать биографию Гельвидия и доставила ему материалы для этого труда. Фанния и мать её были изгнаны, Сенецион был казнен; книга его была осуждена сенатом на сожжение. Этот процесс послужил поводом к судебному преследованию всех стоиков. Луций Арулен Рустик написал, биографию Тразеи, говорил в ней о своем друге с горячим сочувствием, назвал его в ней «святым человеком». Этим он навлек на себя гнев Домициана; император ненавидел его тем сильнее, что он был знаменитый ученый и философ; он был казнен; его жена Гратилла и его брат Маврик были сосланы. После того начался процесс против Гельвидия Приска, преступление которого состояло в том, что он сын знаменитого отца и, подобно отцу, держится учения стоиков. Плиний говорит, что он давно понимал, какой опасности подвергают его знаменитое имя и честность характера, и, хотя был прежде консулом, устранился от всякой общественной деятельности, жил уединенно и очень осторожно; потому было очень трудно приискать обвинение против него; оно нашлось в шутке, которая была сказана им в дружеском кругу: говорили, что он позволил себе в пьесе, написанной для домашнего спектакля, насмешливый намек на развод Домициана с женой (Домицией). При обвинении Гельвидия в сенате один из сенаторов до такой степени увлекся раболепным усердием, что сам схватил его и повел в темницу. По розыскам оказалось, что все стоики держатся таких же преступных мыслей, как знаменитейшие из них, осужденные на смерть; потому все они были изгнаны Домицианом из Рима и из Италии. Они рассеялись по всему свету; некоторые уехали на окраины Галлии, другие в африканскую пустыню, в эпирские горы, в скифские степи. Для некоторых сенаторов, вероятно, были очень мучительны те заседания, в которые несчастный сенат занимался этими и другими такими процессами. «Курия была занята войском, – говорит Имгоф, – и окружена вооруженными толпами; креатуры Домициана держали себя с неимоверной наглостью. Он сам всегда присутствовал в этих заседаниях; при его злобе, при его бездушии невозможно было и думать о пощаде. Нерон все-таки давал иногда помилование, например, если был в особенно хорошем настроении духа, оттого, что ему удалось очень хорошо пропеть что-нибудь, если оказалось, что голос у него был особенно чист. Но у Домициана никогда не было хорошего настроения духа, страшные призраки всегда носились перед его воображением. Нерон по крайней мере старался не видеть злодейств, совершаемых по его приказанию. На Домициана было страшно смотреть, и страшно было, когда он смотрел на людей. Никто из сенаторов не отваживался говорить при нем, кроме тех несчастных, у которых он спрашивал мнения. Эти первые спрошенные сенаторы отвечали; другие, бледные, неподвижные, молча выражали свое вынужденное согласие тем самым, что оставались молча на своих местах. Первый спрошенный подавал свое мнение, все принимали его, хотя оно казалось отвратительно всем и больше всех тому, кто высказал его».

В начале царствования Домициан не ободрял доносчиков, обуздывал их клеветы, наказывал за гнусные пасквили на честных людей; но теперь он жадно слушал шпионов, возбуждал к доносам, наслаждался пытками и казнями. Расточительность принуждала Домициана быть жадным, и число осуждаемых на казнь увеличивалось его желанием обогащаться конфискациями. Море было наполнено плывущими в изгнание, говорит Тацит, скалы островов окрашены кровью убитых, в Риме владычествовал ужас. Знатность, богатство, отказ от почетных должностей, высокое положение, даваемое ими, – все это было преступлением; благородство души было верной погибелью; доносчики награждались Домицианом за свои злодейства жреческими должностями и консульством; шпионы подкупали рабов доносить на господ, отпущенников доносить на патронов; и у кого не было врагов, того губил друг. «Но среди этого бедствия являлись поразительные примеры старой римской, почти забытой доблести. Матери провожали в ссылку своих сыновей, жены мужей. Многие жертвовали жизнью для спасения друга или родственника и рабы твердо выносили мучения пытки, не давая показаний против господ. Смерть была принимаема с мужеством достойным славных примеров старины». Процессы по оскорблению величества постоянно размножались, потому что со смертным приговором была соединена конфискация. У сирот под ничтожными предлогами отнимались наследства. С евреев сурово брали унизительный налог. Путешествия императора были разорением для богатых людей по дороге. Но Домициан вместе с этим выказывал прежнюю свою склонность к искусству, к поэзии: сооружал храмы, ставил статуи, устраивал музыкальные и декламационные игры, был любезен к поэтам, чтоб они прославляли его. По своему тщеславию, он пятнадцать раз назначал себя консулом; ни один из его предместников не принимал на себя этого сана столько раз.

Убийство Домициана

Но меж тем как льстивый Стаций усердно воспевал Домициана, он погиб. Он мучился трусостью, он не находил покоя себе от дурных предзнаменований, снов и пророчеств, и его смертоносная подозрительность обратилась даже на самых близких к нему людей. Прислужникам его свирепостей, соучастникам его распутства грозила гибель. Домиция, его жена красавица, женщина умная, но безнравственная, объяснила им это, и по её внушению они убили его. Домиция уже видела себя однажды в опасности быть казненной за свою связь с пантомимом Парисом; Домициан был ревнивый муж и велел тогда убить днем на улице её любовника. Говорят, что теперь собственно она устроила тот заговор, в который вступили приближенные люди Домициана и в том числе Партений, заведовавший дворцом. По их поручению, отпущенник Стефан убил его. Таким образом, рука Немезиды поразила его с той стороны, с которой он считал себя неуязвимым. Не из порабощенного сената и не из войска вышел освободитель измученной империи; Домициан обратил свой гибельный произвол против своих креатур, против людей, которые стерегли двери его, и когда он стал преследовать своим смертоносным подозрением тех, чьи кинжалы были орудиями его управления, он сам навлек на себя смерть. Он отчаянно защищался от убийц; его телохранители прибежали на шум; но он был уже мертв. Они убили Стефана. Сенат с радостью услышал о смерти Домициана, велел низвергнуть его статуи и бюсты, стереть его имя из надписей. Но преторианцы и римская чернь озлобились на убийц и убили много людей в отмщение за него. Он был убит 18 сентября 96 года на 45 году жизни, на пятнадцатом году царствования.

Внешность Домициана

В молодости Домициан был хорош собою; он был высокого роста, строен, держал себя с достоинством. Он часто краснел, и пока его характер не обнаружился, это заставляло считать его человеком, скромным до застенчивости. Бесчисленные статуи Домициана – мраморные, бронзовые, серебряные, золотые – были низвергнуты после его смерти, их ломали, бросали в огонь; в VI веке, по словам Прокопия, оставалась лишь одна его статуя; и теперь мы имеем лишь одну статую этого императора; она находится в Мюнхенской Глиптотеке. Она сделана из паросского мрамора. Фигура Домициана выше человеческого роста, он изображена как герой, то есть без одежды. В правой руке у него военачальнический меч; на левое плечо наброшен военный плащ (paludamentum); черты лица его еще молодые. Глаза у Домициана были большие, он был несколько близорук и от этого впоследствии приобрел привычку всматриваться в людей так, что взгляд его казался выпытывающим душу и производил тяжелое впечатление. На лице у него выражались необузданные страсти, так что выражение становилось с годами все более злым. Прежняя красивость исказилась: Домициан стал лысый, весь сухощавый, кроме живота, который раздулся. То, что он облысел, было ему чрезвычайно досадно и, будучи императором, он раздражался, если при нем произносили слова «лысый» или «лысина». Когда еще занимался литературой, он написал небольшой трактат о средствах сберегать волосы и посвятил его одному из своих друзей, тоже терявшему их. Выражение лица постепенно сделалось у него жестоким, и, когда Домициан сердился, у него мгновенно выступала багровая краснота, отвратительная и ужасная. «Взглянув на него, человек пугался, – говорит Плиний.

Император Домициан. Бюст

На лице у него было презрение к людям, взгляд злой и наглый, цвет кожи бледный с багровыми пятнами». Сделавшись императором, он стал презирать умственные интересы, а между тем проводил много времени, запершись от людей, и потому часто скучал. Светоний говорит, что для развлечения Домициан ловил и мучил мух. Мучил ли он мух, или нет в своем уединении, но в нем придумывал он те свирепости, которые сделали его проклятием человеческого рода. Домициан любил играть в кости, проводил в этой игре даже часы, назначенные для занятий.