В лице Каратаева Толстой изобразил характерный национальный русский тип: «без Каратаева и Кутузова, говорит дореволюционный критик Овсянико-Куликовский, великая эпопея «Войны и Мира» не была бы тем, чем она по праву является – великим законченным национальным памятником, – она бы не была нашей «Илиадой» и «Одиссеей».

Основная черта характера Каратаева – доброта, производящая неотразимое впечатление; сам будучи в плену, он находит в себе достаточно сил, чтобы утешать других, в его «певучем» голосе было такое выражение ласки и простоты, что когда Пьер Безухов хотел ему отвечать, у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы.

 

Лев Толстой. Война и мир. Главные герои и темы романа

 

Эта доброта – свойство его души: – он ко всему в жизни относится с такой же простотой и лаской, – и к собаке, и к Пьеру, и к врагам-французам[1].

 

«....привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких, но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, – и в особенности с человеком, – не с известным каким-нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами».

«Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю ласковую нежность к нему, ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним».

 

В этой своеобразной любви нет на тени эгоизма: чувство горечи при разлуке носит всегда элемент сожаления к себе – к тому, что отвивается что-то дорогое. В такой любви, кроме примеси эгоизма, есть что-то «сознательное», – черта, которой в чувствах Каратаева нет: «перед наши натура совершенно непосредственная, в которой доброта, сострадание и т. д. не есть плод «сознания», – у него это «не добродетели, не сознательные проявления души, а как бы род врожденного психического темперамента», «не заслуги, не преимущества, а свойства» (Овсянико-Куликовский).

Чувство своей личности у Каратаева совершенно не прояснено, – у него нет своей индивидуальности.

 

«Жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла, как отдельная жизнь: она имела смысл только, как частица целого, которое он постоянно чувствовал».

 

Оттого, живя общею жизнью с родным народом, со всем миром, Каратаев не имеет своих чувств, своих настроений, своих речей, – он любил говорить народными поговорками, не замечая того, что иногда противоречил себе, – такова непосредственная народная мудрость, не объединившая своих наблюдений одним личным пониманием. Оттого в народных пословицах столько внутреннего противоречия, – оттого народ никогда в своем безличном творчестве не создает стройной системы миросозерцания, – такой системы, которую могут создать только определившиеся «личности» философов. Каратаев и в людях любит не личное, а общее, доступное его пониманию.

Это общее в Каратаеве – 1) начало, определяющее его крестьянское, мужицкое происхождение, и 2) начало, характерное вообще для его русского происхождения.

Каратаев на военной службе остался чужд солдатства, – он любил рассказывать о деревне, о «христианской» (крестьянской) жизни, и поговорки, который наполняли его речь, не были те, большею частью, неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати».

 

См. также статьи Образ Платона Каратаева в «Войне и мире» и Платон Каратаев – характеристика.

Ссылки на другие материалы по творчеству Л. Н. Толстого – см. ниже в блоке «Ещё по теме…»



[1] «И скота жалеть надо» – говорит он. О жизни в плену у французов он так отзывается: «живем тут, слава Богу, обиды нет. Тоже люди – и худые и добрые есть». Ср любовь тургеневской Лизы Калитиной: «всех и никого в особенности».