Гоголь принадлежал к характерному для России типу людей «алчущих правды». «Счастливого» довольства собой ему не было дано в удел. В этом заключается его личное «несчастие». Несчастлив был он и оттого, что натура его представляла собою причудливое соединение самых противоречивых качеств: эгоизма и способности самопожертвования и смирения, смешения земного и небесного зараз... Немного Хлестаков (по его собственному признанию) и Муразов (второй том «Мёртвых душ»), он вечно боролся с собою, вечно хлопотал над устройством своей души и, окрыленный лучшими чувствами, играл не без самодовольства несвойственную ему роль «пророка»! Гоголь – «герой безвременья». Если бы он появился в древней Руси, быть может, он сыграл бы тогда великую роль именно в той «проповеднической» деятельности, которая так влекла его.

В этом отношении, он совершенно не похож на Пушкина, у которого душа была в равновесии, в ней не было того раздвоения, которое исковеркало Гоголя.

 

Гоголь. Биография. Иллюстрированная аудиокнига

 

Если мы вглядимся в Гоголя, как в писателя, то и здесь увидим ту же раздвоенность: «художник-реалист» и «моралист-проповедник» не слились в его лице. Пушкин никогда не брался «поучать» людей добру, и, тем не менее, учил их, пробуждая добрые чувства. Он никогда не подчинял своего творчества морали и высоко держал свое знамя писателя, Гоголь, наоборот, проповедник, по призванию с детских лет, и великий художник по таланту, хотел принести в жертву морали свой прирожденный талант, но оказался не в состоянии «учить» людей так, как ему хотелось. Трагедия его литературной карьеры и заключается в том, что, когда, под влиянием Пушкина, в нем «моралист» уступил «художнику», и он написал свои бессмертные произведения – Гоголь остался ими недоволен. Когда же «моралист» в нем победил «художника», он стал печатать такие вещи, которые нравились ему, но перестали нравиться другим и встречались укором. Эта двойная борьба со своей душой и своим талантом была причиной несчастья его жизни. Это был с детства «отравленный талант», который творил трудно, кровью сердца и слезами очей своих.

Даже светлую и свободную любовь Пушкина к жизни он до боли заострил своей проповедью сострадания к ближним. У Гоголя эта любовь перестала быть свободной и радостной.

В ценной работе Д. Н. Овсянико-Куликовского: «Гоголь» мы найдем указание еще других психологических причин гоголевских неудач, найдем и очень меткую характеристику особенностей его таланта и манеры письма.

Сравнивая приемы творчества Пушкина и Гоголя, Овсянико-Куликовский отмечает существенное различие их. Пушкин относится к разряду писателей-наблюдателей, рисующих жизнь полностью, как она есть. Гоголь же относится к разряду писателей-экспериментаторов тех, которые делают над жизнью эксперименты, опыты. Такие писатели подходят к жизни с определенной идеей, и из жизни выделяют только некоторые, интересующие их черты. Эти два приема, «пушкинский» и «гоголевский», стали отправными точками, от которых пошли в русской литературе XIX столетия два направления, две школы. «Пушкинское» и «гоголевское» проходят, с 1830-х годов и доселе, по всей русской литературе, сближаясь, расходясь, дополняя друг друга. К писателям «пушкинской» школы относится, например, в лучших своих произведениях Тургенев; к «гоголевской» – Гончаров, Достоевский, Л. Толстой, Чехов.

Художник-наблюдатель стремится дать правдивое и полное изображение жизни. Он «присматривается и прислушивается к жизни, стараясь понять ее, он стремится постичь человека в жизни, взятой в определенных пределах места и времени, и в своих созданиях он не столько обнаруживает и передает свою манеру видеть и слышать жизнь и свой дар чувствовать человека, сколько, открывая нам широкую картину действительности, дает нам возможность, при её помощи, развивать и совершенствовать наше собственное понимание жизни, наш собственный дар чувствовать человека и все человеческое». У художников-экспериментаторов нет такого беспристрастия в творчестве: он на фактах, взятых из жизни, доказывает свою идею. В силу нарочитого подбора нужных черт, нужных типов, «изучаемая художником сторона жизни выступает так ярко, так отчетливо, что её мысль, её роль становятся понятны всем».

Гоголь, и как человек, был экспериментатор, он постоянно делал опыты над своей душой, не стеснялся делать опыты и над душой своих друзей. Вот почему он никогда не жил просто. В этом отношении, он тоже противоположность Пушкину. «Душа, открытая всем впечатлениям и всем сочувствиям, любознательный и восприимчивый ум, разносторонность натуры, живой интерес к действительности в многообразных её проявлениях – таковы те особенности душевной организации, в силу которых Пушкин был в искусстве «художником-наблюдателем» и вместе «мыслителем», а в жизни мыслящим «передовым человеком», откликавшимся на все важнейшие интересы и запросы времени. Он бодро и сочувственно, с заинтересованным вниманием, смотрел на Божий мир и, наблюдая людей и жизнь, почти не заглядывал, разве урывками и случайно, в свою собственную душу. Он не думал о себе, как не думает о себе естествоиспытатель, наблюдая природу. Не таков был Гоголь: сосредоточенный и замкнутый в себе, склонный к самоанализу и самобичеванию, предрасположенный к меланхолии и мизантропии, натура неуравновешенная, Гоголь смотрел на Божий мир сквозь призму своих настроений, большею частью, очень сложных и психологически темных, и видел ярко и в увеличенном масштабе преимущественно все темное, мелкое, пошлое, узкое в человеке; кое-что от этого порядка он усматривал и в себе самом, и тем живее и болезненнее отзывался он на эти впечатления, идущие от других, от окружающей среды... Он изучал их одновременно и в себе, и в других».

Вот почему, в сравнении со «светлым», широким пушкинским умом, огромный, но узкий, односторонний, ум гоголевский был «темным» (Овсянико-Куликовский). Быть может, это объясняется тем, что Гоголь, по словам Овсянико-Куликовского, по натуре своей был «мыслителем», но плохим «учеником», т. е. своего умственного кругозора не расширял «чтением», как это делал, например, Пушкин. Вот почему домашнее религиозное воспитание Гоголя сделалось основанием его «философии». Он и не вышел из её узких пределов, не расширял ее, а только углублял. В Гоголе русская старина, забытая в XVII и XVIII веке, опять воскресла, но, не будучи в состоянии слиться с жизнью XIX столетия, изломала того великого человека, которым овладела. После этой великой искупительной жертвы, в деятельности Тургенева, Толстого, Достоевского и других великих учеников Гоголя произошло органическое и мирное скрещение старых русских идеалов с новой жизнью.